Следы на снегу
Шрифт:
– Надюша, а ваша мать в Якутске?
– Да.
– А что она сейчас делает?
– Сейчас?
– Эверстова усмехнулась про себя.
– Сейчас, наверное, спит.
Петренко рассмеялся.
– Да нет, вы не так меня поняли. Вообще, чем занимается?
– Это другое дело.
– Не секрет?
– Что вы! Она работает агрономом в совхозе. Она первая из женщин-якуток агроном.
– Это хорошо, - заметил Петренко.
– И этим она обязана моему отцу, - продолжала Эверстова.
–
– Вы любите мать?
– спросил вдруг Петренко.
– Очень.
– Я тоже. Как вернусь, сейчас же ее вызову из Запорожья. Как вы думаете...
– но лейтенант не окончил фразы. Впереди, между стволами деревьев мелькнуло что-то темное и непонятное. Петренко даже не успел предупредить спутницу. Он резко остановил оленей, круто повернув их вправо. Так круто, что нарты встали на бок и перевернулись. Эверстова свалилась в снег.
Петренко же твердо встал на ноги, взял винтовку на изготовку и замер, устремив взгляд вперед.
Теперь и Эверстова, поднявшись, увидела, что впереди что-то мелькает и приближается к ним.
– Тс-с...
– едва слышно произнес лейтенант, припал на одно колено и приложил приклад к плечу.
Он уже готов был выкрикнуть команду, которую заранее обдумал, но рассмотрел, как что-то темное и во всяком случае не человек накатывается на них.
Эверстова вздрогнула, присела и тут же крикнула:
– Да это же Таас Бас! Таас Бас, хороший пес, хороший.
Собака уже подбежала, заметалась от одного к другому, подпрыгивала, пытаясь лизнуть в лицо.
– Фу...
– облегченно и в то же время разочарованно вздохнул лейтенант. Он думал, что наконец подошла решительная минута, а тут, вместо преступников, оказался Таас Бас.
Эверстова ласкала собаку.
– Как вы его не подстрелили? Вот был бы номер!
– Ну уж нет. Стрелять я не собирался, а если бы и выстрелил, то не в цель. Скажите правду, что вы подумали?
– Я... Я...
– замялась Эверстова.
– Честно говоря, струхнула немножко.
– Бывает, - уронил Петренко.
– Это со всеми бывает. Настоящий трус тот, кто никогда не скажет о том, что испугался.
– Значит, недалеко Роман Лукич.
– Выходит так. Таас Бас, наверное, вырвался вперед.
– А уж не случилось ли что-нибудь с майором?
– Исключаю. Совершенно исключаю. Смотрите, как Таас Бас ведет себя весело.
И не успел Петренко проговорить это, как до cлуха обоих дошел характерный скрип полозьев нарт, а через несколько секунд показалась упряжка Шелестова.
Майор подъехал совсем близко. Олени сошлись морда в морду. Майор встал с нарт, размялся.
– Ну и напугал нас Таас Бас, - призналась Эверстова.
– А почему вы тут остановились?
–
Петренко объяснил.
Шелестов закурил и сказал:
– Да, напрасно мы потеряли несколько часов. Следов не видели?
– Нет... Нет...
– почти в один голос ответили Петренко и Эверстова.
"Опять эти мерзавцы провели нас, - подумал Шелестов.
– Значит, они решили повторить ту петлю, а не эту, и подались на запад". И спросил:
– Олени устали?
– Незаметно. Бегут хорошо, - ответил Петренко.
– Отдых давали?
– Да, несколько раз.
– Сеанс был?
– поинтересовался он.
Эверстова рассказала о том, что передал Якутск и что передала она ему.
Шелестов слушал и одновременно продолжал думать:
"Не может быть, чтобы они решили вернуться назад. Надо быть круглыми идиотами, чтобы решиться на это. Это новая хитрость. И они, наверное, опять появятся на перекрестке. Нельзя терять ни минуты".
– Сколько времени по вашим часам?
– спросил майор.
Петренко и Эверстова всмотрелись каждый в свои часы. Время у всех троих совпадало. Было начало четвертого.
– Возвращаемся на перекресток, - сказал Шелестов.
– Вы моей дорогой, а я вашей. И будьте все время начеку.
– Понимаю, - ответил Петренко.
Все сели на нарты. Олени разминулись и удалились в противоположные стороны.
...Тайга редела. Чаще стали мелькать березы, а потом олени выбежали на безлесный кусок равнины и побежали веселее. Дорога здесь была легче, прямее, уже не попадались пни, бурелом, валежник. И видимость стала лучше. Сделалось как бы светлее, хотя до рассвета было еще далеко. Ветерок тоже стих и был почти неощутим.
По договоренности, выработанной еще в тот момент, когда покидали Быканырова, Петренко смотрел налево, Эверстова - направо.
Но перед глазами по-прежнему стелилась и уводила вперед хорошо видимая даже ночью дорога.
И вот, примерно часа через полтора после безостановочной езды по равнине, ведущей к излучине и уже знакомой, Эверстова вдруг вскрикнула, схватила лейтенанта за плечи:
– Стойте, стойте! Следы!
Петренко остановил упряжку.
– Где?
– спросил он.
– Проехали. Я отчетливо видела, - и, соскочив с нарт, Эверстова побежала назад, погружаясь в снег. Отбежав метров двадцать, она с тревогой в голосе позвала лейтенанта: - Идите сюда... Скорее... Проехали и не заметили... Точно, следы...
"Как же не заметили, когда заметили", - подумал Петренко, идя к Эверстовой.
– Вот, смотрите...
– сказала та.
Но можно было не говорить и не показывать. И так было видно. От накатанной дороги влево на северо-восток, под углом примерно градусов в тридцать, уходил новый, совсем свежий след, который и заметила Эверстова.