Следы на воде
Шрифт:
Опытный детектив, понятно, иногда может уловить в таких пересудах зернышко истины, получить толчок мысли, который окажется полезным. Но Дмитрий Иванович считал, что ориентироваться на подслушанные разговоры следует осторожно, чтобы не завести розыск в непроходимые дебри.
Вот с лимана примчался какой-то катер и пристал к небольшому причалу рыбинспекции. Отошла от берега фелюга. Солнце поднялось уже высоко, и лиман все ярче голубел под его лучами.
Коваль следил за тем, как причаливал катер. Люди из него тоже поспешили к толпе на берегу.
«Впрочем,
Коваль решительно поднялся — приобретенная профессиональная привычка победила — и двинулся вниз по крутой тропинке. Вскоре он подошел к толпе. Он не любил рассматривать то, что его интересовало, из-за чужих спин и протиснулся вперед.
Труп неизвестного человека, вынесенный на берег, особенно простреленную голову и побитое дробью лицо, обсели мухи. Сержант милиции, молодой парень в форме и фуражке набекрень, поставленный здесь участковым для охраны до приезда оперативно-следственной группы, отгонял любопытных.
— Да ты его, идол, хоть прикрой чем-нибудь! — крикнула из толпы какая-то бабуся и перекрестилась. — Смотреть страшно.
— Нет такого приказа, — отвечает сержант и отворачивается.
— А чем он его накроет? — становится на защиту сержанта сочувствующий рыбак. — Принеси рядно, он и накроет.
— Нельзя накрывать. Может, кто опознает.
— Узнаешь! Все лицо разбито. Не лиманский он, ясно. Из Кизимыса или Белозерки, а может, из Херсона.
— Вчера нашли в плавнях перевернутую «южанку» без хозяина, — рассуждал мужчина, только что приехавший на моторке. — Утонул. Видать, прибило волной…
— Не просто же он утонул. Не видишь — голова прострелена! — сердито оборачивается к мужчине рыбак в резиновых сапогах, который привез улов на фелюге и тоже подошел к толпе. — Лицо разнесено. Стреляли сблизи.
— Граждане, никто не знает этого человека? — снова обращается к присутствующим сержант. Поскольку все молчат, он добавляет: — Тогда расходитесь. Ничего интересного здесь нет.
Он расставляет руки и немного отодвигает людей подальше. Ему помогает парень в спортивных брюках и майке, с повязкой дружинника на черной от загара руке.
— Не волнуйся, сержант, — бросает кто-то из толпы. — Припечет солнце — сами разбегутся…
Милиционер ничего не отвечает, только сдвигает фуражку назад и нетерпеливо посматривает на дорогу, вьющуюся на гору мимо кладовой рыбколхоза, где должна появиться машина из райотдела.
Коваль обошел вокруг покойника и присел на корточки возле головы, в которой зияла рана.
— Гражданин! — прикрикнул сержант. — Отойдите!
— Я только посмотреть, — поднялся Дмитрий Иванович.
— Все смотрят, подходить близко нельзя. Мертвый — он и есть мертвый, что тут разглядывать?..
— Не просто мертвый, товарищ сержант, — мягко возразил Коваль. — А убитый.
— Вот-вот, — подхватывает сержант. — Затопчете следы, попробуй тогда найти убийцу.
— Какие следы? — не сдается Коваль. — Труп выбросил
— Какие там следы на воде! — усмехается милиционер. — Вода все смывает.
— Остаются, — пробурчал Коваль. — Даже на воде! — И подумал: «Так же, как доброе дело!»
Даже в мыслях Дмитрий Иванович не обходился без того, чтобы сразу не противопоставить злу добро. Если зло всегда оставляет свои следы, то и добро не проходит бесследно. Каждое действие, каждый поступок человека, вызывая ответную реакцию, тянет за собой другие, обусловленные им поступки и события и тоже оставляет свой не всегда видимый сразу след в потоке жизни.
Этих соображений он, конечно, не высказал, только повторил:
— Даже на воде, сержант… Все в жизни оставляет свои следы.
— На воде еще никто ничего не находил.
Люди прислушивались к их разговору.
— Откуда вы такой умник? — не выдержал милиционер. — Сказано — не лезьте, если не знаете убитого! Вы кто такой? Что-то я вас раньше в Лиманском не видел…
— Отдыхаю…
— Ну и отдыхайте на здоровье! Документы есть?
— В гостинице.
— А то я вас быстро отсюда спроважу!
— Куда?
— Найду куда!
— По какому праву?
— И право будет. Отойдите, говорю!
Как тяжело было чувствовать себя посторонним в такой ситуации! После стольких лет работы, когда подчиненные ловили каждое его слово! Ковалю захотелось назвать себя и отчитать сержанта, но он сдержался и, вздохнув, отошел. Конечно, нервы у парня тоже не железные, и стоять здесь не мед, но сколько еще нужно сил, чтобы научить культуре поведения таких молодых сотрудников.
В конце концов, все правильно, смирился Коваль, он всего лишь дачник из совхозной гостиницы.
Тем временем из-за холма выскочил желто-синий газик. Заметив его, Дмитрий Иванович отошел от толпы и побрел к гостинице. Не хотелось, чтобы кто-то из знакомых узнал его здесь. Они бы, конечно, обрадовались ему. Сработает инерция, ведь привыкли к тому, что он начальство, может, и совета попросят. Но что он может посоветовать? Местные работники намного лучше знают здешних жителей, их привычки, страсти. А ему пришлось бы начинать с нуля — изучать людей, условия жизни и тому подобное… Хуже того, вдруг начнут проявлять сочувствие пенсионеру. Коваль никогда еще не оказывался в таком сомнительном, неопределенном положении, и это его очень раздражало.
«Зачем это мне?! — ругал он себя. — Помочь еще одного преступника поставить перед лицом правосудия? Но я имею право на заслуженный отдых, как любой рабочий или служащий! Ведь завидовал раньше, когда шел зимой по мосту через Днепр и видел на льду рыболовов, которые целыми днями дышат свежим воздухом и которых лишь одно волнует: клюнет или нет! А теперь меня не касаются дела других людей, живу спокойно в своем домике на тихой Лукьяновке, а когда дом снесут, то получу комфортабельную квартиру. И ничто не должно волновать меня. Единственная забота — следить за программами телепередач…»