Следы на воде
Шрифт:
Коваль подумал: «Можно бы и сегодня поехать. Но, видно, у майора в городе что-то неотложное».
— И дался вам этот Чемодуров, — негромко продолжал Келеберда. — Я понимаю, — снисходительно добавил он, — что, пока не поймали, сердце не успокоится… Но, знаете, Дмитрий Иванович, всех преступников вы не переловите, — пошутил майор. — Нужно и преемникам нашим работы оставить.
Коваль ничего не ответил и, пока Келеберда клал папку в сейф, только барабанил слегка пальцами по столу. Сейчас майор уже мог шутить с грозным
21
В дверь осторожно постучали. Конечно, Даниловна. На подносе, который она несла, стояли тарелки с яичницей и жареной рыбой — неизменные блюда, которые, честно говоря, уже поднадоели Дмитрию Ивановичу.
— Пожалуйста… Может, конечно, и приелось что, — будто угадав мысли Коваля, вздохнула Даниловна, ставя поднос на стол. — С кладовщицей нашей просто беда. Говорю, и мясо выписано, и овощи, а она все свое: нет и нет. А я вижу, что есть… — Даниловна следила за реакцией Коваля: может, согласится поговорить с директором совхоза. Не найдя поддержки, замолчала.
— Зачем беспокоитесь? — заметил Коваль. — Я бы и сам зашел на кухню. Там и поужинал бы.
— Ну, нет, — возразила Даниловна. — Принести нетрудно. Было бы что нести.
Расставив тарелки, она быстро побежала за чаем.
Есть не хотелось. Коваль поднялся и вышел на балкон. Небо над лиманом уже потемнело, наступал тот тихий час, когда последние отблески солнца еще не давали опуститься темной вечерней дымке. Вот-вот должны были высыпать звезды. Дмитрий Иванович, подняв голову, высматривал их.
Даниловна принесла чайник и, заглянув через балконную дверь на улицу, вдруг засмеялась.
— Ваша любовь уже пришла.
— Какая любовь?
— Да Валька же, — ответила Даниловна. — Ишь ты, свиданькаться идет, а все равно в платки свои кутается…
Медсестра действительно сидела на бревнах — с той стороны, где она постоянно занимала место, подальше от Дмитрия Ивановича. Раньше сюда приходила, прихрамывая и опираясь на костыли, и Лиза. Иногда ее сопровождал Юрась. Теперь Лиза больше не приходит, и на бревнах посиживали только двое: он, полковник в отставке, и медсестра Валентина.
Дмитрия Ивановича давно интересовало, чего, собственно, медсестра бегает сюда. Могла бы отдохнуть, подышать свежим воздухом и возле своей хаты, на берегу. Ходила бы лучше в кино или в клуб, где собирается молодежь на танцы. Впрочем, похожая на длинноногую птицу, с резкими неуклюжими движениями и развалистой походкой, свойственной местным рыбакам, всегда закутанная, только нос торчит, Валентина вряд ли нашла бы себе — и Коваль это понимал — подходящего кавалера. Ее одиночество вынужденное. Но почему она выбрала именно эти бревна?
А почему он сам ходит сюда? Ему близко, бревна возле гостиницы. Где бы он мог посидеть еще на свежем воздухе? Разве что на балконе. Но что
— Странный она человек! — вызывая на откровенность Даниловну, сказал Коваль. — Сидит целый вечер словно сыч.
— А вы попробуйте разговорить ее, — молодо блеснула глазами Даниловна. — Учить вас нужно! — Ковалю послышались в ее голосе нотки обиды.
«С чего бы это?» — подумал он.
— Да нет, учить не нужно! Но разве с ней поговоришь? Всегда сердитая или грустная. Может, больная? И чего бегает сюда, на бревна?
— Звезды считать, — ответила Даниловна. — Все же гостиница, смотришь, кто-нибудь и подсядет… А может, она вас поджидает.
— Ну, нет, — покачал он головой. — Она девушка молодая, зачем ей такой дед, как я. К вам сюда всякие люди приезжают. Больше молодые.
— Приезжают, а как же. Вот недавно механики были, ремонтировали машины… А вы разве старый?! Грех такое на себя наговаривать. — Даниловна игриво улыбнулась, и Коваль вдруг подумал, что и она еще не старуха.
— Долго жили тут механики?
— Недели две. Позавчера уехали.
«А не могли механики быть причастными к трагедии в Лиманском?»
— Валентина раньше тоже на бревна бегала? — вернулся к своему Коваль.
— Она всегда сюда бегает. Придет вечерком, посидит, посидит, потом вдруг сорвется — и нет ее… Кто знает, чего хочет, кого ищет.
— Молодые механики не заигрывали с ней?
— Один попробовал было подкатиться, но она так гаркнула на него! Крестился и открещивался после.
— А может, она стихи сочиняет, — пошутил Коваль, — о привольном лимане, где луна выстилает золотую дорожку… А когда строки сложатся, то бежит домой, чтобы записать. Такое бывает…
— Стихи… — прыснула Даниловна. — Какие там, к черту, стихи! Даже своей работы толком не знает. Перевязать палец не умеет… Да вы ешьте, остынет! — забеспокоилась Даниловна. — И чай пейте. Не торопитесь, она еще посидит.
— Да, да, — закивал Коваль, оторвавшись от какой-то захватившей его мысли. — Ужинать так ужинать!.. Кстати, хлопцы те, механики, ночью на лиман не ходили?
Мысль эта еще не имела точных очертаний, она будто расплывалась, таяла.
— Куда им! Возвращались с поля такие уставшие, с трудом ужинали… Может, вам еще чего-нибудь принести? Картошки хотите?
— Нет, нет. Вы лучше посидите… Поужинаем вместе.
— Спасибо, я уже сытая.
— Тогда просто так посидите… Поговорим.
— Это можно. Только сбегаю на кухню, у меня там плита…