Следы ведут в Караташ
Шрифт:
— Рад познакомиться с вами, мистер Джелял!
Джеферсон приподнялся.
Глаза Харди были совсем рядом. Он пододвинул ящик с сигарами.
— Курите?..
— Благодарю...
— Отличный табак. С Кубы.
В Москве
С тех пор как утвердили проект экспедиции, Югов совсем потерял покой. Нужно было срочно решать тысячи неотложных вопросов, а он ничего не хотел перепоручать другим. Это было немыслимо. Серебров так и сказал:
— Вас не хватит до экспедиции, Викентий
— Хватит, Николай, хватит... Мы, старики, люди двужильные...
Серебров с сомнением покачал головой:
— Вы бы все-таки поберегли себя...
Югов с досадой отмахнулся. В кабинете звонили телефоны, вспыхивали и гасли экраны телеприемников. На столе вырастали груды бумаг и писем. Все нужно было просмотреть, на все письма ответить.
— Жалеть себя будем после.
Конечно, все это так. Да и сам Серебров не сидел сложа руки. И все-таки...
Его и раньше удивляла поразительная работоспособность Югова, но только теперь он по-настоящему понял и оценил своего учителя. Имя Югова стало популярным, о нем все чаще и чаще писали газеты — корреспонденты осаждали институт. Из газет Серебров узнал и о том, что Югов был в двадцатых годах на комсомольской работе в Узунабаде, что бил басмачей и имеет за это даже орден Боевого Красного Знамени.
— Вот это биография! — восхищенно говорил он Ляле.
А недавно Югову устроили овацию в зале большого лектория.
Лекторий только что выстроили, и Югову предложили выступить на его торжественном открытии.
Народу собралось очень много. В зале стоял напряженный гул множества голосов. Здесь можно было увидеть и академиков, и студентов, и журналистов, и писателей, и представителей дипломатического корпуса.
Все ждали новых сообщений.
Югов вышел на сцену, легко взбежал на специальное возвышение.
Он положил руку на пульт и стал говорить.
Большой телестереоскопический экран вынес его изображение в пространство над залом, специальные элементы-анализаторы автоматически переводили его речь на тридцать языков.
В чем суть проблемы?
Югов стремительно развивал мысль. Он приводил неопровержимые аргументы в пользу своей гипотезы. Шар летчика Беляева. Шар доктора Хаузена. Легенда об огненных струнах.
— Я утверждаю, что армия Кихара была истреблена космонавтами, пришедшими на помощь мирным жителям Караташа. Огненные струны — пока еще не известные нам лучи, обладающие колоссальным запасом энергии. Возможно, это лазеры; возможно, другие, принципиально новые орудия... А черные камни, превращенные в алмазы?.. Все мы знаем о реально существующих в природе взаимно-обратимых процессах. Уважаемые товарищи физики, находящиеся в зале, могут подтвердить правильность моих предположений. Вполне допустимо, что наши собратья по разуму давно уж овладели секретом, позволяющим им свободно, по собственному желанию, перестраивать атомную структуру вещества...
Каракозова не было в лектории. Но его сторонники дали бой.
— Ничего еще не доказано! — выкрикивали они. — И до Югова
Однако Югов не сдавался — он приводил интересные, убедительные факты, которым зал рукоплескал с новой силой.
Серебров надолго запомнил этот необыкновенный летний день. Они возвращались в такси. Профессор, еще не остыв от недавней схватки, говорил о предстоящей экспедиции:
— Нам предлагают воспользоваться вертолетами. Другие находят, что в горных условиях удобнее конвертопланы. Но ни то, ни другое нам не подходит. Мы пойдем путями наших предков — ведь неизвестно, где ждут нас наиболее интересные открытия — в самом Караташе, или на пути к нему... Где нашел свой шар летчик Беляев, каким путем шел он через хребет — все это пока что загадка. Нам нужны опытные проводники, и я думаю, что в Узунабаде недостатка в них не будет...
— Так что — припасай рюкзаки? — улыбнулся Серебров.
— Вот именно! — воскликнул Югов. — И надолго. Работа предстоит чрезвычайно серьезная.
На Манеже Серебров попросил остановить такси.
— Да, чуть не забыл, — сказал Югов. — Завтра приезжает Хаузен...
— Хаузен?!.
— Да-да, и не удивляйтесь. Он с радостью принял мое приглашение...
Приезд Хаузена почему-то не радовал Сереброва. Однако на следующий день ровно в семь он был с Лялей на вокзале. Югов встретил их у подъезда. Привыкнув к желтой вельветке профессора, Серебров не сразу узнал его: новая черная пара, ослепительно-белая рубашка, однотонный галстук...
— А я уж побаивался, что опоздаете! — обрадованно произнес Югов, пожимая им руки.
Они вышли на перрон. В этот ранний час встречающих было мало.
Поезд появился неожиданно — будто сразу вырос из-под земли. Зеленый приземистый электровоз втянул его под высокий остекленный купол. Двери вагонов бесшумно раздвинулись, и на перрон хлынула разноцветная шумная толпа с чемоданами, кофрами, корзинами и рюкзаками.
Ляля первой узнала Хаузена — по фотографиям. Она подтолкнула Сереброва и показала ему глазами на высокого сухопарого мужчину с частой сединой на висках и внимательными, слегка прищуренными глазами. Он был в застегнутой до горла коричневой куртке; на руках — тонкие перчатки. Из-за плеча Хаузена выглядывал молодой человек атлетического телосложения с солнцезащитными очками на носу и двумя вместительными чемоданами в руках.
Рассекая плечом толпу, Серебров двинулся к вагону. Молодой человек в очках заметил его и что-то быстро сказал Хаузену — тот кивнул. Серебров был уже у подножки. Он взялся за поручни и по-английски спросил:
— Доктор Хаузен?
Хаузен улыбнулся, снял шляпу и помахал ею в воздухе.
Югов спешил ему навстречу.
Они обнялись, как старые друзья. Хаузен говорил быстро и неразборчиво, Югов едва успевал отвечать ему.
Тем временем к ним приблизился молодой человек в солнцезащитных очках; полуобернувшись к нему, Хаузен смущенно проговорил: