Слепая любовь
Шрифт:
Дошла очередь и до коммуналки, в которой обретались Турецкий, тетка с племянницей — Фроловские и еще две семьи. И вот, когда перед Турецким встала необходимость снять с вешалки немногие свои одежки и сложить их в чемодан, собрать книжки в удобные для переноски связки и отчаливать, он встал перед дилеммой. Уехать сейчас вот так, вежливо попрощавшись, значит, больше никогда не встречаться с темноволосой девушкой, обладательницей отличных, извините, форм, явного музыкального таланта и весьма покладистого характера. Что, вместе взятое, случается нечасто. И вскоре семейная пара Турецких переехала в добытую для молодой семьи с немалыми, кстати, трудностями для Московской городской прокуратуры — там еще и Костя приложил определенные усилия — двухкомнатную квартиру в «сталинском» еще доме, на Фрунзенской набережной. Много позже появилась эта, трехкомнатная,
Но не в том суть. Вспомнил он те суматошные, неугомонные, дурные какие-то дни всеобщего переезда, когда надо было одновременно решить и самый главный, жизненно важный вопрос — как жить дальше. А советчиков было много! Один Костя чего стоил! Ему вторили Славка Грязнов, даже сама Шурочка Романова, возглавлявшая Московский уголовный розыск. И все в один голос говорили, что от добра добра искать в его возрасте негоже. Еще не будучи женой, Ирина каким-то образом сумела завоевать сердца Шуркиных товарищей и сослуживцев. Отсюда и советы. Он всех внимательно выслушал и принял собственное решение — немедленно жениться, пока Ирка рядом, а то уедет к тетке, куда-то в Борисово, что ли, — и с концами. А так — под рукой.
Славные были времена!.. Но именно из тех времен Турецкий пронес через всю свою семейную жизнь свое личное, персональное отношение, ну, например, к тому, как должна одеваться и, вообще, выглядеть его жена. Помнится, на первое «серьезное» свидание — он уже не помнил, где это происходило, но была масса народа — Ирка явилась в такой короткой юбке, что у него сердце трепыхнулось. Но даже и не в этом была беда. Нет, ножки-то у нее что надо! И все остальное — на своем месте, но… Он же видел, как глазели посторонние мужики! И видел, что плавало в их, затянутых поволокой, глазах. И понимал, что случится, если он хотя бы на минуту выпустит из пальцев ее руку с модной сумочкой. Ну, уже одно то, что она просто сесть в метро не могла, это еще куда ни шло, она даже по лестнице в кинотеатре вынуждена была подниматься как-то боком, по-крабьи. Зато темнота зрительного зала дала простор — и не только для фантазий, ничем, правда, так и не кончившихся, однако тем не менее. Но Александр уже никогда не забывал это гнетущее его чувство безумной ревности, замешанной на ненависти ко всем окружающим их мужикам. Впрочем, женщины были тоже хороши! Оно и понятно, далеко, очень далеко не каждой из них пошел бы такой вольный наряд. А раз нельзя мне, значит, это некрасиво, фи, как вульгарно, ужас, до чего доводит эту молодежь отсутствие элементарного вкуса.
Может, с тех пор он и возненавидел толпу? С ее осуждающими глазами. И себя, вынужденного это наблюдать. А, если честно признаться, вспыхивала неприязнь и к предмету повышенного внимания. Ты чего, не можешь, что ли, как все? Вот оно, в чем дело… Нужен ведь только толчок…
Или вот, скажем, тот же Хлебников. Ну, соберись у него в мастерской узкий круг людей, человек шесть — восемь, и занимайся они чем угодно, никому и в голову не пришло бы устраивать засады, подслушивать, подсматривать. Никому ж неинтересно, чем ты с женой в постели занимаешься. Или твои друзья. Но толпа, общество! Другие законы действуют. И Александр Борисович постоянно следил за «нравственностью» своей жены, а теперь приходится уже и о дочери думать. Нет, о подозрениях речь пока не идет, но смущает реакция на очевидное, этакая легкомысленная бравада — со мной ничего подобного случиться не может. По определению. Я не такая, я совсем другая. Конечно, так, попробовала бы иначе.
— И нечего улыбаться!
А это уже было сказано по поводу затаенного взгляда Ирины, наверняка догадывавшейся, о чем думал муж.
— Прости, милый Шуринька, я не улыбаюсь, — почти пропела жена. — Я радуюсь такому выразительному твоему проникновенному выражению лица. Значит, — сделала она неожиданный вывод, — ты совсем здоров. И нечего больше прикидываться!
Вот-те на! Права, куда денешься?..
И они стали смотреть материалы. Шутки кончились, едва началась «беседа». Александр Борисович весь ушел в слух, его настораживали интонации этого сутенера. И все указывало на то, что Хлебников чувствовал себя в абсолютной безопасности. Он в самом деле ничего и никого не боялся. Ну, предположим, участковый лейтенантик, хоть он и старший, — не та «крыша». Значит, есть и повыше. Именно она и будет включена в дело в нужное время. Володя Яковлев обладает
Они внимательно смотрели и слушали беседу. В принципе, если бы речь шла не о Нинке, никакого криминала в словах и действиях Хлебникова не было. Ну а эмоции, взгляды, хищный оскал к делу не пришьешь. Они отметили, что Нинка прекрасно справилась со своей ролью. Правда, очень Александр Борисович морщился, когда Нинка рисовала его портрет этому негодяю. И его реакция на Ирину — понятная! — тоже не несла криминала, хотя было совершенно ясно, что он хотел сделать: посадить на свой крючок и дочь и мать. Гениальная находка для него! Мать шантажировать дочерью, а дочь — матерью. Тем более что о глухом, немом и слепом, как тот капитан дальнего плавания, который в порту считался самым лучшим мужем, речи вообще не шло. Но вот звонок Зыкину — это уже чистый криминал! Тут не отвертятся ни один, ни другой.
Однако для этого нужны показания Нинки. А она поневоле потянет Юлию, не сама ж явилась! Подруга привела. А чем ты занималась, подруга? И пошло, поехало…
Надо продумать такую ситуацию, решил Александр Борисович, но на самый крайний случай. Лучше, конечно, обойтись без этого. А может быть, как-то ограничиться видеозаписью, Нинка же скоро уедет, кто ее станет из Англии возвращать, а следствие наверняка растянется, в лучшем случае, если повезет, дело передадут в суд разве что осенью. Вода утечет, а запись-то останется. А потом, если грамотно взять за жопу этого ментяру Загоруйко, на которого — тут уж без промаха — покажут обе агеевские знакомые женщины, он не станет защищать Хлебникова, своя эта самая — дороже. Просто правильно организовать признание надо. Дать тому возможность как бы с чистосердечным явиться, мол, догадывался, да только на проверку времени не было, а потом — солидные люди, эвон номера на машинах какие! Знаем, с кем дело имеем.
А в конце концов, есть и еще один — верный ход. Фотографии-то есть, а ну как нечаянная «утечка» произойдет, да фотки к тем «газетирам» продажным попадут? Женщин можно и пожалеть, прикрыть личики, а этих кобелей — за что? Не хотят в суде, пусть в прессе защищаются! Ох как любит у нас это дело общественность мусолить!
Вот все это и высказал Александр Борисович жене. Та так и не поняла, почему в откровенно уже препохабной ситуации надо защищать Юлию Осипову? Из-за папы? Из-за оказанного им «доверия» к коллегам по оружию? Ну, была она в доме у них. Да, жалко родителей, если узнают про такое поведение своей дочери. А что же делать? Каждый сам должен платить по своим счетам.
Александр Борисович не был столь кровожадным в данном вопросе, как его супруга. Ему очень хотелось пожалеть красивую девочку, которую он, кстати, так ни разу и не видел. Но Нинка говорила накануне, когда все добивалась от нее разрешения пойти в домик «Флирта и любви», что Юля согласилась захватить ее с собой крайне неохотно и обставила свое разрешение целым ворохом условий — с тем не говорить, туда не ходить, любопытства не проявлять, а просто посмотреть и уйти. Это уже как бы личная инициатива Хлебникова была — познакомиться с новенькой. Ну и подкинуть ее, вероятно, хорошему своему знакомому. Кстати, охранник. Они в охране банка запросто могли тоже по-своему «крышевать» заведение господина художника. И это надо иметь в виду. А пока Зыкин задержан наравне с другими — до выяснения. Наверное, уже выяснили и большую часть народа отпустили. Возможно, кого-то и под подписку о невыезде. Свидетели-то будут еще нужны следствию.
А интересно, что должен этот Зыкин думать о своем мордобое? Это уже не простое невезение, тут система просматривается. И он, если не дурак, не поверит Наташе, что на него бомжи напали и потом карманы обчистили. Слишком уж должна показаться ему одинаковой работа противников в обоих случаях. Профессионалы на пути встали. Филю надо предупредить, чтоб тот отдельно поговорил с Наташей. Потому что если не сам Зыкин, то его дружки могут проявить интерес, а это очень опасно. Да и Филя не может бросать все текущие дела и сопровождать девушку повсюду, как телохранитель. И так вон уже сколько дней за ней катаются, убивая казенное время.