Слепая ярость
Шрифт:
— Не знаю, я не видел Фрэнка с тех самых пор, — сказал Ник, сделав ударение на глаголе. — И мне это как-то до фонаря.
Баксли шумно выдохнул в трубку.
— Ну, в общем, имей в виду: по моему мнению, у Дэвероу явно крупные неприятности. Я никак не мог заснуть после разговора с ним — и вот вдруг решил связаться с тобой, Ник.
— Что, хотел меня порадовать, что ли?
— Ох, Ник, ну перестань… Короче говоря, если хочешь, я могу дать тебе его координаты.
— Не понял.
— Ну, адрес его у меня есть — в старой моей картотеке ветеранской.
— Я
— Это Майами, от тебя недалеко. А там уж сам разберешься, с чем тебе его поздравлять… Так ты записываешь?..
— Думаешь, если я — Мистер Доверие по работе, то и по жизни являюсь добрым самаритянином?
— Я просто хорошо тебя помню, Ник Паркер, — сказал Баксли. — И потом… Знаешь, меня мучила совесть все эти годы за то, что я так и не сообщил тебе координат Фрэнка…
— Но я ведь и не спрашивал…
— Мало ли что…
Они опять помолчали.
— Ты сам-то как поживаешь? — спросил Ник.
— Да все отлично, — ответил Баксли. — Ну, или более-менее, если быть точным.
— Женат?
— Еще бы. Четверо ребятишек. Младшему два с половиной года.
— Это хорошо.
— Кто бы спорил…
— С работой как?
— Нормально, старина.
— А как эта твоя лавочка — «за мир» и все такое?
— Поиграли — и хватит. Теперь ограничиваюсь борьбой за мир в границах собственной семьи. Очень, знаешь ли, непростое дело. А у тебя как дела?
— Пока не прозрел, — усмехнулся Ник.
— Погоди — еще не вечер.
— Это точно. Так, говоришь, ничего у вас там погодка?
— Подходящая… Так я диктую адрес?
— Ладно, валяй. А то и так уже уйму денег на разговор просадил — у нас тариф высокий…
Ник нашарил на столе ручку.
— …А теперь ты чувствуешь, как мой нахальный мальчонка прошибает тебя до самого дна, до самого сердца, как он молотит тебя, дорогую, единственную… — продолжал ворковать Миллер.
— Ну твою мать-то…
Гнилой Боб откровенно скучал. Тоскливое нынче выдалось утречко, не в дугу. Жизнь вообще — сплошное дерьмо. И бабы — дерьмо. И дружки — дерьмо. Все — дерьмо.
— Эй, Дик! — окликнул он приятеля, сидящего за соседним столиком.
— Чего тебе? — повернул тот к Гнилому Бобу свою небритую харю.
— Ну ты и дерьмо! — торжествующе провозгласил Гнилой Боб.
Вся компания довольно загоготала, а пуще всех — сам обозванный Дик. Такие шутки они любили.
Здесь, в небольшой забегаловке рядом с аэропортом Майами, их кодло кантовалось частенько. Занимались обычно тем, что подлавливали прибивающих растяп-пассажиров, каких-нибудь лохов из глубинки. Выходит такой из самолета, а тут — пальмы, солнышко, клюв разевает, восхищенно отдувается — вот тут и самое время к чемоданчику его ноги приделать. А для пущей верности можно и перышко к боку приставить, чтобы не трепыхался, а то и по маковке трубой засандалить. Бывают все же в жизни клевые моменты.
Но
Гнилой Боб с хлюпаньем дососал свое пиво, смял банку и швырнул ее в угол. Старуха негритянка за стойкой неодобрительно на него покосилась — но промолчала: с этой шоблой она предпочитала не связываться.
Снаружи, за стеклянной стеной, прошла, покачивая бедрами, стройная девушка в джинсовых шортиках.
Компания несколько оживилась.
— Хух, птичка! Поободрать бы ей перышки!
— И вставить в клювик пару штучек!
— И в сраку, в сраку! Чтоб вся уперделась!
— И до усёру, до усёру ее!..
— Титьки узлом завязать…
Один только Гнилой Боб помалкивал. Чего зря трепаться-то? Делать так делать. Повстречать такую козочку в подходящем местечке — и показать ей, что да как умеют парни из Майами. Опыт есть.
Боб поковырял языком дупло в зубе. Не-ет, черт. Пиво уж больно холодное. Дерьмо.
Вдруг в забегаловку вошел странный посетитель. Высокий блондин со слегка неестественной прямизной осанки, легонько простукивающий путь перед собой деревянной тростью, подошел к стойке и спросил порцию мексиканского жаркого.
Гнилой Боб хлопнул себя по ляжкам:
— Эй, мужики! Гляньте-ка, сейчас будет потеха…
Компания притихла и начала наблюдать за вожаком.
Гнилой Боб вразвалочку подковылял к расположившемуся за стойкой блондину. Помахал рукой у него перед лицом — нет, не врубается чувачок. Значит, и впрямь слепой. Вот козел.
— Эй, приятель, — развязно сказал Гнилой Боб, — это мексиканская жрачка. Ее с соусом надо хавать. Тебе какого плеснуть — мягкого, крепкого?
Блондин с улыбкой поднял на Гнилого Боба незрячие глаза.
— Крепкого, пожалуйста, — сказал он вежливо.
Гнилой Боб осклабился и плеснул ему в тарелку почти полную бутылочку жгучего соуса «чили»:
— Вот, лопай.
Блондин перемешал соус с гарниром и отправил себе в рот солидную порцию.
Гнилой Боб со всей компанией зареготали во все горло.
Слепой между тем аккуратно прожевал и глотнул. Затем снова широко улыбнулся:
— Неплохо. Но пожалуй, этот соус слишком слабый для меня. Может быть, есть что-нибудь покрепче?
Физиономия Гнилого Боба озадаченно вытянулась.
А блондин продолжал уплетать за обе щеки.
Ладно, сука, жри. Мы тебя только немножко облегчим.
Гнилой Боб подергал за ремень сумки, висящей на плече слепого:
— Дай-ка мне твой багажик.
— А ты уверен, что она тебе подойдет? — спокойно осведомился блондин.
Гнилой Боб посерел от гнева:
— Давай мне сумку, ты, кент!
Дружки Боба, отшвырнув стулья, приблизились к ним:
— А ну, отдай ему сумку, лишенец!
И тут Гнилой Боб увидел нечто странное: трость, только что смирно стоявшая рядом со слепцом, вдруг взвилась вверх и резко ткнулась ему, Бобу, в живот. Из груди у него сразу ушел куда-то весь воздух, изнутри к горлу подкатило чугунное ядро — и Гнилой Боб отключился, враскоряку рухнув на пол.