Слепая зона

Ильина Наталья Николаевна

Выследить девчонку оказалось проще простого. Лом не стал заезжать в длинный узкий проезд вдоль убогой пятиэтажки, куда с трудом втиснулся бронированный автомобиль. Он бросил свою колымагу прямо на улице, когда те, кто следил за «Бентли» из «Фольксвагена», даже не стали притормаживать – проехали мимо поворота во дворы и исчезли в потоке машин. Лом быстро прошел вдоль соседнего дома, не выпуская «Бентли» из поля зрения, дождался, пока девчонка выйдет, а машина отъедет, и в несколько широких шагов преодолел крохотную детскую площадку. Задержавшись за пышным кустом сирени, он принялся разглядывать девчонку сквозь небольшую прореху в листве. Очень уверенно, словно и не слепая вовсе, она направилась к двери парадной, почти не касаясь земли тонкой тростью. Лом напрягся. Он собирался успеть заскочить внутрь следом

за девчонкой, пока не закроется дверь, но она внезапно остановилась, принялась копаться в сумке и не сразу извлекла на свет верещащий телефон. Наблюдать за ней было интересно – девчонка не крутила головой по сторонам, не сканировала окрестности с видом оголодавшей сучки, как это делало большинство ее сверстниц. Она казалась такой сосредоточенной, такой серьезной, что Лом невольно растянул губы в улыбке и сглотнул набежавшую слюну. Как он не заметил тогда, в первый раз, что она такая – безыскусная, чистая, простая? Да еще и слепая! Идеальная женщина… Со скоростью, заставившей его ощутить тень давно забытого чувства удивления, его первоначальный план сменился новым. Не выпуская девушку из поля зрения, он представил ее в своей квартире, на кровати. В его воображении она выглядела покорной и доверчивой, смущенно прикрывала ладонями обнаженную грудь, глядя прямо перед собой. Джинсы неожиданно стали тесными, в паху появилась тянущая боль.

Она набрала код замка и потянула дверь на себя. Лом выскользнул из своего укрытия. При внешней неуклюжести он умел двигаться почти молниеносно и совершенно бесшумно. Для человека, считавшего, что способность хладнокровно убивать – дар, это было одной из необходимостей наравне с меткостью или физической силой. Ему нравилось приносить людям смерть.

В тот день ему исполнилось десять. Он был обычным мальчишкой, может быть, чуть более полным и высоким, чем сверстники, чуть менее сдержанным, слишком погруженным в себя, но до ПНД было тогда еще далеко.

Все произошло слишком быстро, чтобы он мог как-то повлиять на происходящее. Дворовая собака была старой и вечно подтаскивала заднюю лапу, так что увернуться от несущейся по двору машины она не успела. Удар был таким сильным, что дворняга отлетела в кусты, с треском ломая ветки. Он подбежал, опустился на колени и прополз в пролом, полный зеленоватого полумрака. Оттуда на него уставился один блестящий карий глаз. Собака лежала на боку, не поднимая головы, из носа текла кровь – темная на черном, пузырями лопаясь на дырочках ноздрей. Он не знал, что собаки умеют плакать, но карий глаз был полон муки и слез. Зрение вдруг обострилось, все стало болезненно четким. С неожиданной жадностью он смотрел, как надулся и лопнул последний кровавый пузырь, и тогда перевел взгляд на собачий глаз. Там больше не было боли. Не было слез. Больше не было жизни. Это оказалось так просто! Только что старая псина ковыляла на помойку за едой, и вот ее уже нет. Нет совсем.

Когда мама помогла ему выбраться из кустов и пыталась утешить, считая, что он потрясен, она просто не понимала – он потрясен совсем не ужасом смерти. Он потрясен и зачарован ее восхитительной простотой. А собака… Она вовсе не была бедняжкой и не нуждалась в жалости. Ее ведь больше не существовало. Смерть решала все проблемы с легкостью и изяществом. Самая простая и понятная вещь на свете.

…Заходить в парадную он больше не собирался, просто хотел оказаться немного ближе и был в двух шагах от девушки, когда она внезапно замерла на месте. Полуоткрытая железная дверь упиралась ей в правое плечо. Одну ногу она успела перенести через порог, вторая все еще оставалась снаружи. Лом тоже застыл, интуитивно ощутив опасность.

Медленно оглянувшись через плечо, словно могла что-то увидеть, она напряженно произнесла:

– Я знаю, кто вы. Знаю ваш запах.

В тот же миг рассыпался весь морок. Она была не просто хуже всех остальных (те были всего лишь неестественными глупыми куклами) – она была хищной, опасной соперницей. Она тоже несла в себе смерть! Лом прыгнул вперед, врезался в девчонку и втолкнул ее в полумрак парадной.

Она бы упала от удара, но Лом не позволил. С легкостью развернул к себе лицом и сомкнул пальцы на шее, почти оторвав девушку от пола. Клацнула, закрываясь, железная дверь, звякнула по полу оброненная трость. Девчонка захрипела, как будто пыталась что-то сказать или закричать, взмахнула руками. Маленькие, но сильные пятерни

ухватились за его руки в попытке разорвать стиснувший горло захват. В тусклом лестничном свете он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть, как жизнь уступает место самой главной силе в этом мире – смерти, но широко открытые глаза ему солгали. Они были мертвы и равнодушны, а маленькие руки продолжали отчаянно бороться. Лицо покраснело, ноздри раздувались, тщетно пытаясь втянуть воздух, губы кривились – зажатая челюсть не давала рту раскрыться, а глаза оставались холодны ко всей этой пантомиме. Неподвижны. Мертвы. В миг, когда он почти сломал ее тонкую шею, что-то опалило огнем его внутренности.

Лом был равнодушен к физической боли. После контузии он почти не реагировал на нее. Боль существовала отдельно, словно за стеклянной стеной. Он осознавал ее присутствие, и только. Но не на этот раз. Она ввинтилась в тело огненным сверлом, окрасив полумрак яркой вспышкой красного. Краем угасающего сознания он еще успел отметить, что больше не держит девчонку, а, согнувшись в три погибели, рвет футболку на животе, пытаясь достать и выдрать оттуда источник опаляющего огня…

«Не-ет!» – ревело в мозгу, когда убийца схватил меня за горло.

Перед слепыми глазами взорвался красочный фейерверк мерцающих искр. Шея хрустела, под ногами больше не было опоры, но я продолжала умолять из последних сил: «Нет!» Я знала, что должно произойти – он выследил меня, он меня убивает, и Тварь сейчас сожрет меня, как и всех остальных. Кого я боялась больше? Чего я боялась больше? Тело дергалось в воздухе само по себе, я судорожно пыталась разомкнуть железную хватку на горле, мне нужен был глоток, всего один малюсенький глоток воздуха, но это оказалось выше моих сил. Мир привычно окунулся в черноту, и я растворилась в ней.

Я пришла в себя, кашляя и задыхаясь, на полу. Ломило затылок, болела шея, горло сплющилось и не желало пропускать в себя воздух. Я пыталась вдыхать ртом, глотая и давясь. Рядом шевелилась Тварь. Какая-то часть сознания осталась совершенно равнодушна к тому, что меня едва не отправили на тот свет, и продолжала машинально отмечать ее присутствие. Она дергалась яростно и резко, как будто рвала что-то на куски. Кого-то. Не меня. Продолжая кашлять, заливаясь слезами и соплями, я достала телефон, даже не подумав, смогу ли произнести хоть слово.

…Звонок застал Максима на подъезде к управлению. Невольно улыбнувшись высветившемуся слову «Света» на экране, он ответил на вызов. Дежин никогда не был трусом, скорее уж наоборот, ему порой не хватало осторожности, но звук, который передала ему трубка, заставил вздыбиться короткие волосы на затылке. В хрипе, похожем на агонию пустого водопроводного крана, разобрать «Максим» было физически невозможно. Он просто догадался.

Во двор Светиного дома его джип влетел в сопровождении машины ГИБДД, вопящей на всю округу. У подъезда стояли машины «скорой» и полиции. Местный участковый безнадежно пытался разогнать зевак. пэпээсники не успели еще выключить люстру и выскочить из машины, чтобы достать наглого нарушителя всех правил дорожного движения, вместе взятых, а Максим уже с разбега нырнул в открытую дверь белого «Форда» «скорой», возле которого лежала в пыли Светина сумка.

Часть третья

Война слишком важное дело, чтобы доверять ее военным.

Жорж Клемансо

Глава 1

Все время, пока судебно-медицинский эксперт Вячеслав Вощин проводил тщательный наружный осмотр трупа и опись вещей Ломакина Анатолия Ивановича, 34 лет от роду (если судить по документам, обнаружившимся в заднем кармане джинсов), он с тревогой посматривал на Макса, неподвижно стоявшего по другую сторону секционного стола. В глазах капитана горел огонек злого отчаяния, но он молчал. Слишком много молчал, по мнению неплохо знавшего его Вощина. Факт обнаружения трупа Ломакина возле потерявшей сознание Светланы был подробно расписан в сопроводительных документах. Было даже установлено время смерти с интервалом в 10–15 минут. Сейчас Светлана находилась в больнице, где Макс провел возле нее всю ночь. Вощину не терпелось задать другу целый ворох вопросов, но в присутствии санитара процедура вскрытия носила сугубо профессиональный характер, а до ее начала поговорить не удалось.