Слепая зона

Ильина Наталья Николаевна

Наконец вещи были уложены в пакет, промаркированы, а труп подготовлен для исследования, и санитар удалился. В малой секционной было всего два стола, и второй сейчас пустовал.

– Макс, не молчи. Я скоро включу запись, и тогда уже будет не поговорить, – обратился к Дежину Слава.

Голубая медицинская маска не позволяла определить, какое выражение лица у Макса, но Вощин не сомневался, что разжать зубы будет стоить ему определенных усилий.

– Расскажи мне про эту тварь, – хрипло выдавил из себя Дежин. – Скажи мне, что он сдох в муках.

– Конечно. Света как?

– Отек гортани.

Сложно сказать, что с голосовыми связками, ни хрена эти врачи не знают! Он напал на нее в подъезде, пытался задушить.

Максим как-то странно поперхнулся и замолчал. Вощин посмотрел на обнаженный труп несостоявшегося убийцы. Метр девяносто длиной, несуразно-женственного телосложения с покатыми плечами, узкой грудной клеткой, широкими бедрами и длинными руками. Очень сильными руками – мускулатура отлично развита. Такой мог сломать шею хрупкой девушки в один миг. Но не сломал.

– Соберись, капитан. Она жива. Стоит подумать, почему?.. Почему он не убил ее сразу? Впрочем, сам знаешь, твоя работа думать.

Вощин поправил лампу над столом и включил диктофон.

– Время восемь часов сорок две минуты. Начата процедура вскрытия мужского трупа, предположительно – Ломакина Анатолия Ивановича…

Занятый делом, он больше не обращал внимания на Макса, время от времени прерываясь, чтобы надиктовать результат, или замолкал, занятый забором тканей для лабораторных исследований. После проникновения в брюшную полость Вощин уже был абсолютно уверен в причине смерти этого Ломакина, но вскрытие черепно-мозговой полости его удивило – мозга как такового в черепной коробке не оказалось, ни тела мозга, ни твердой мозговой оболочки – ничего. Там обнаружилось немалое количество дурно пахнущей коричневой жидкости, и ничего больше. Тварь сварила этому Ломакину мозги, да так, что запеклись глазные яблоки. Вячеслав выключил диктофон.

– Ни одного целого внутреннего органа. Что с головой – сам видишь. Не знаю, насколько это тебе поможет, но могу сказать определенно – это было совсем не безболезненно. И вот еще – старая травма головы, перелом теменной кости с наложением скоб. Вот, видишь? – Вячеслав склонился над раскрытой черепной коробкой трупа. – Это хирургическое вмешательство, а они бесследно не проходят. Где-то есть данные.

Максим кивнул.

– Понял, спасибо. Света, когда очнулась, написала: «Это он».

– В смысле? – не понял Вощин.

– Тот, кто стрелял в кафе и убил тех азиатов из лесопарка. Это он и есть, наш убийца. Вот только какого черта он это сделал и как нашел Свету, у него уже не спросишь. – Максим машинально взглянул на труп. – Так что, Ватсон, ты уж постарайся. Дай мне все, что можно из него вытащить.

Меня разбудила Тварь. Не то чтобы сон был крепким, скорее дрема, но что еще делать в больничной палате, если не можешь ни видеть, ни говорить. На самом ли деле я онемела, проверять было страшно. Доктор Валентина Ивановна, которая приносила в палату аромат чудесных духов (узнать бы название!), довольно доходчиво объяснила, почему мне лучше помолчать неделю или две, чем молчать остаток жизни. Да и горло с шеей, несмотря на заботу врачей, болели просто ужасно.

Тварь металась у потолка, что было на нее не похоже, и мне пришло в голову, что

ее что-то встревожило прежде, чем я услышала эти шаги. Тяжелые. Чужие. Я даже себе не смогла объяснить, почему определила их именно так. Звук замер возле двери в палату, и она открылась без стука.

Тварь плюхнулась мне на голову, вызвав покалывание ледяных иголочек в позвоночнике. Она ясно пыталась меня предупредить: опасно! Вот только я и сама это почувствовала. Человек, который плотно закрыл за собой дверь и уверенно двинулся в мою сторону, излучал нечто очень неприятное – холодное любопытство.

– Добрый день, Светлана Петровна.

Голос оказался мягким, вкрадчивым, но что-то мне подсказывало, что в случае необходимости он способен приобрести твердость металла. Я помахала визитеру рукой. Наверняка это выглядело легкомысленно. Но чего еще он ожидал? Из-за неудобного воротника на шее я даже кивнуть не смогла бы.

– Очень рад, что вы сохранили способность к коммуникации, – заявил гость, вместо того чтобы представиться. – Давайте так и продолжим: левая рука – «да», правая – «нет». Вы помните, что с вами произошло?

«Да».

Я подняла левую руку, стараясь подавить растущее негодование. Если его прислал вместо себя Максим, то почему он меня не предупредил?

– Вы знакомы с человеком, который на вас напал?

Я не знала, что отвечать. Кто этот человек? А если его прислал не Максим? Может быть, я раскрою тайну следствия, всего лишь шевельнув рукой?

От него странно пахло. Вернее – странно не пахло, почти ничем, за исключением едва уловимого аромата мяты. Никакого запаха – пота, одеколона или другой парфюмерии. Я даже не могла определить, во что он одет, таким стерильным он казался. Обувь не скрипела, шаг был тяжелым, чеканным, размеренным. Так ходят те, кто не встречает перед собой закрытых дверей. Было в этом нечто пугающее – отсутствие образа. Обычно он складывается из всего, что я способна ощутить, и получается довольно цельным, а сейчас я растерялась. Шаги были отдельно, голос – отдельно, намек на запах – тоже сам по себе, а между – висела пустота.

– Вы затрудняетесь с ответом?

Он подвинул стул к моему изголовью и опустился на него.

Судя по звуку, рост был средним, как и комплекция. Новое знание ничего не прояснило.

Я нехотя отреагировала:

«Да».

– Не хотите отвечать?

«Да».

Разозлившись на собственную растерянность, я сунула руку под подушку и вытянула оттуда большой блокнот, к которому Максим вчера привязал бечевкой толстую ручку.

«Кто вы такой?» – накорябала я, не заботясь о красоте почерка, лишь бы буквы не выпадали за поля.

– А! Вот в чем дело! – улыбка изменила его интонацию, но я была уверена, что она существовала только на губах, отдельно от глаз. – Меня зовут Алексей Борисович, я представляю службу государственной безопасности.

Он мог хоть Дедом Морозом представиться, как тут проверишь? Мысль была дельной, но запоздалой, однако что-то мне подсказывало, что, кроме, несомненно, фальшивого имени, остальное было самой что ни на есть невероятной правдой. Перевернув страницу, я нарисовала большой вопросительный знак. Пускай трактует как хочет. Вариантов много: от «мне-то что?» до «что вы желаете знать?».