Слепая зона
Шрифт:
— Эй. Ты чего, ревешь, что ли? — бурчит Платон недружелюбно. — Иди-ка сюда. — Не хочу.
Тогда он поднимается, тянет за руку, к себе на колени усаживает и начинает жалеть. Как-то все не слишком по плану, и я настороженно помалкиваю.
Этот придурочный целует меня в плечо.
— Прекрати так делать! — вырываюсь. — Иначе я расклеюсь!
— Вообще-то расклеился я, — дерзит Платон с наездом, что не очень-то бьется со смыслом фразы, но от того получается особенно значительно. Не привык жаловаться? Не умеет? — И мне нужна поддержка. Капельку, если вам не
— Я и предлагаю взять паузу. Что тут непонятного?
— Твоя поддержка, — говорит он спокойно.
Пару секунд не слышу ни звука, кроме собственного сердца. Платон действительно меня просит? Не обвиняет, а просит? Как же атаковать в такой ситуации?
— У тебя море проблем, — напоминаю осторожно.
— И ты поэтому хочешь меня кинуть, да?
— У тебя море проблем из-за меня! Я хочу тебе помочь!
— Полагаешь, если мы расстанемся, мои родители мигом помирятся? Мать перестанет обрывать телефон, чувствовать себя брошенной, выпивать и болеть? Отец смирится с тем, что я вместо репетиций рекламы всю неделю пасусь в научном центре? И обе мои карьеры мгновенно взлетят?!
— Эй, ты чего на меня кричишь?
— Я злюсь! — Он добавляет тише: — Вот и кричу.
— Но как-то же ты жил без меня двадцать шесть лет? — шепчу, поглаживая ежик волос на его затылке.
— Бывшая слилась, когда поняла, что пьедестал в этом сезоне мне не светит. Не ожидал, что ты такая же поверхностная, — сообщает Платон по-детски обиженно.
— Эй. Ну я тоже хочу устроить свою жизнь. Зачем мне какой-то неудачник?
Он поднимает глаза, мы смотрим друг на друга. Платон — не моргает, а я, напротив, принимаю самый невинный вид и хлопаю ресницами. Он явно борется с собой, из последних сил пытаясь выглядеть оскорбленным, но сдается — уголки тонких губ словно нехотя приподнимаются. Мои следом. Наши глаза уже смеются, но рты — неподвижны.
Через секунду срываемся оба! Громко хохочем, продлевая себе жизнь и снижая градус напряжения. Платон качает головой.
— Верю, малыш. Я понимаю, что не герой романа. Даже айфон тебе не купить, у тебя ведь самый дорогой телефон из всех существующих!
Прыскаю. Вот дурак.
— Да. Купить меня сложно. Мои отец с братом за этим пристально следят.
— Я не могу в моменте найти решение. Вроде бы рассчитал логично: неделю занимаемся пластиком, в пятницу защищаемся, в выходные снимаем рекламу. Но вылезла куча нюансов. Марсель не может дособрать мустанг к съемке, и виноват в этом, блядь, естественно, я. Про проволочки с пластиком сама знаешь. За неделю способ очистки не меняют. В итоге я не успеваю нигде. Жопа какая-то. И все это на глазах женщины моей мечты. — Платон округляет глаза, разглядывая крошки на скатерти.
— Раньше ты справлялся, потому что тебя прикрывал Егор. И у тебя не было женщины мечты.
— Я уже думал об этом. Ты мне очень мешаешь.
Обнимает он, вопреки сказанному, крепко.
— Верю. Ты физически с меня не слазишь.
— Что есть, то есть, — цокает Платон языком. — Впервые в жизни мне пиздец как хорошо, хотя я испытываю постоянное раздражение из-за ситуации
— Чего хочешь ты сам?
— Сейчас я хочу просто трахать тебя.
— Вообще-то это похоже на срыв.
— Похоже, он и есть.
Вот к чему приводят прыжки через классы. Вздыхаю. Мужик гениален в науке и спорте, при этом ему реально кажется, что он находится в жопе. На полном серьезе. И все, чего он хочет, — заниматься сексом.
Некоторое время я ощущаю себя ошеломленной, потому что не привыкла к таким разговорам и не понимаю, как реагировать. Пытаюсь найти, в каком моменте Платон мной манипулирует, и не могу.
Происходящее — не по сценарию. Пока он пишет Дарине, что задерживается и чтобы начинали готовиться к презентации без него, кусаю губы.
А потом решаюсь:
— Давай я тебе помогу.
— Как же?
— Ну... — улыбаюсь, продолжая ерошить его волосы, и Платон, как котяра, блаженно прищуривается. — Втащить механикам и отрепетировать рекламу на полусобранном мустанге у меня вряд ли получится достойно. Но зато я могу провести презентацию.
Он смотрит на меня подозрительно.
— Что? Платон, я, конечно, экстерном школу не заканчивала и через класс не перепрыгивала. Но у меня за плечами красный диплом, аспирантура и несколько патентов.
Он качает головой и усмехается:
— Прости. И бывшая, и мать все время смотрят турецкие сериалы, я всю неделю жду, когда ты уже заговоришь о каком-нибудь Серкане Болате.
Я запрокидываю голову и хохочу в голос.
— Это, блин, еще кто? Господи, какой ты отвратительный сексист, Платон Игоревич! Фу-фу-фу! Бесишь. Как ты меня бесишь с первого взгляда!
— Ты не справишься, Эля.
— Да пошел ты.
Он усмехается. Молчит. Размышляет.
Я тебя люблю. Просто доверься, попроси о помощи. Это не больно. Я смогу, я буду рада. Я не пустое место.
И я тебя люблю.
Три слова, которые не вовремя подпихивает подсознание, заставляют споткнуться и замереть. Мы смотрим друг на друга, и я ощущаю себя не просто красивой — я ощущаю себя для него значительной. И это невероятное ощущение.
Платон мешкает. Для него мое предложение слишком. Он из тех, кто на вечеринке стоит в углу не потому, что стесняется, а чтобы обозревать комнату. Чтобы видеть всех и все. Чтобы без сюрпризов.
Продолжаю накидывать:
— Есть такой известный психотерапевт, Ирвин Ялом, я читала некоторые его книги. Так вот, он говорит, что ответственность — это синоним авторства. Человек ответственен настолько, насколько признает себя в этом мире. «Малыш», я боюсь, ты считаешь, что в мире, кроме тебя, никого нет. А это не так. У тебя есть я, и я могу не только кувыркаться с тобой в постели. Хотя это весьма приятно.
Платон сует руку мне под юбку. Это нелегко, так как много ткани, но до стрингов он все же добирается. Начинаю игриво отбиваться, взвизгнув и рассмеявшись.