Слепой царь
Шрифт:
— Где столько людей взять?
— У вас, насколько я понимаю, народонаселение составляет уже около 15-ти миллионов. Перепись хоть делали?
— Нет. Пока что нет в этом смысла. Тут я с Бережной согласна. Учёт ведётся, но заниматься переписью пока что рано. Кстати, наши башни активно начали рожать людей. В сутки до нескольких тысяч появляется. Народ не справляется с наплывом.
— Сколько башен плодоносят?
— Семь.
— Не так уж и много. Работать надо активнее. Посмотреть распорядок рабочего дня. Сочетать
— Рождаются. Ещё бы… Врачей только не хватает.
— А курсы создать? Слабо? Какого хрена вы вообще делаете? Такие ресурсы вокруг валяются, а вы топчетесь на одном месте.
— Согласна. — Сказала Сяомин. — Согласна и с тем, что всё на себя взвалили, боимся поделиться ответственностью с другими. А всё потому, что нет законов.
— Твою медь! — Воскликнул я, не удержавшись. — Неужели эти проныры сюда не попали?
— Какие проныры? — Спросила Мелисента.
— Юристы.
— их тут как собак не резанных. — Сказал Матвей. — Только воли им пока что никто не давал.
— Надёжные люди среди них есть?
— есть.
— Вот и поручи им заняться основными законами. Пусть разработают КЗОТ, уголовный кодекс, что-нибудь наподобие конституции…
— У нас монархия. — Напомнила Сяомин.
— и что? При монархии не может быть конституции? Права людям надо дать. И обязанности. Тут надо не просто подумать, а очень хорошо подумать. Причём, чем раньше мы это всё проделаем, тем легче будет впоследствии.
— Конституционная монархия…
— Не совсем. Конституция конституцией, но монарх первичен.
— То есть, монарху наплевать на конституционные права народа?
— Ни в коем случае. Исключительно в случае нарушения конституции юристами. Вернее, нейтрализация юридических ловушек, которых они наверняка натыкают где угодно.
Зазвонил телефон. От неожиданности я вздрогнул.
— Интересно, кто это? — Задал я риторический вопрос, поднимаясь.
— Сиди, я всё выясню. — Сказала Мелисента, поднявшись вместе со мной.
Телефон продолжал трезвонить. Я опустился в кресло, но голос Мелисенты выдернул меня из его мягкого лона.
— Я не могу коснуться аппарата. — Сказала она.
— Вот ещё новости!.. — Удивился я, подходя к телефону и спокойно беря трубку. — Ало?
— Не делайте этого. — Раздалось в трубке.
Я от растерянности чуть не спросил: "Что именно?", но вовремя спохватился. Набрал воздуха полную грудь. Выдохнул, и лишь после этого произнёс:
— Я не понимаю вас. Если вам нравится говорить загадками, то милости просим, говорите, но не со мной. Меня не интересуют ваши проблемы.
— Не делайте законов! — Чуть ли не завопили в трубке.
И вновь я еле удержался, чтобы не спросить: "А почему?". Пришлось вновь дышать, и думать,
Наконец, после длительной паузы, выдавил из себя:
— Это не ваше, извините, собачье дело. Я здесь живу, и мне решать, что делать, когда делать, и с кем делать.
— Я очень вас прошу, не делайте этого! Я отвечу на любые ваши вопросы. Я дам ответы на все интересующие вас загадки, только не создавайте полноценного государства.
— А мне вот кажется, что без этого самого полноценного государства нам здесь жить не дадут.
— Это вопрос?
— Это утверждение. И не пытайтесь меня поймать. Я не собираюсь у вас ничего спрашивать. Своим умом додумаю. Хотя и так уже знаю многое.
— Я размажу вас…
— Кишка тонка. — Ответил я, и повесил трубку. Телефон тут же зазвонил снова. — Слушаю.
— извините. — в трубке звучал спокойный женский голос, но не прежний, визгливый, переполненный ужасом, совсем другой. — извините. Кое-кто нарушает правила и он за это будет наказан.
— Надо полагать, что я, как понесшая убытки сторона, должен в отместку получить компенсацию.
— Это вопрос?
— Сколько раз повторять: я не собираюсь у вас ничего спрашивать. Я констатирую факт. И вы обязаны на него реагировать. Иначе вы также, как и предыдущий собеседник, нарушите правила вашей же игры.
— Благодарю за напоминание. И всё же я бы лично попросила вас задать хотя бы один вопрос.
— Всего доброго, мадам.
— Я не мадам. Я мадмуазель. — Хихикнули в трубке.
— Во Франции данное обращение с некоторых пор считается запрещённым. Так что выбирайте: мадам или мэм.
— Это вопрос?
— Это предложение. — Резко ответил я, и бросил трубку на аппарат. — Как вы меня достали своими звонками. так, на чём мы остановились?
В дверь постучали.
— Блин!.. Ну кого там ещё черти принесли?.. — Поморщился я. — Войдите.
В кабинет вошла Лина. Поздоровалась и, не проходя прямо от двери, спросила:
— Там Кожемякин аудиенции просит.
— А ты чего, как сирота у двери стоишь? Проходи. — Пригласил я герцогиню.
— Я зашла передать, что Кожемякин просит аудиенции. Больше никто не рискует заглядывать сюда.
— А ты, значит, решилась?
— Что передать ему?
— Лина! Мать твою!!! — Рявкнул я, не выдержав. — Пройди и сядь. А Кожемякина пусть пригласят. Прямо сейчас.
Лина вышла, не ответив.
— Что это с ней? — Спросила Мелисента.
Сяомин лишь пожала плечами. А я задумался, что опять наглею. Что опять не нахожу время для своих спасительниц. В кабинет вошёл Николай Никанорович. Следом вошла Лина.
— Герцогиня, пройдите сюда. — приказал я, похлопывая по креслу, стоящему рядом. — Николай Никанорович, с каких это пор вы просите аудиенции, а не входите просто постучавшись?