Слепой охотник
Шрифт:
Внезапно в пояснице спину выгнуло. Напрягся, когда понял: сзади встал кто-то сильный и... страшный. Замолкли негромко и надменно гомонившие волхвы. Повеяло такой мощью, что и Демьяну, с его звероватой, медвежьей силой, тягаться с таким, как ребятёнку со взрослым. Потом вдруг пахнуло лесом: старым листом, грибным духом, сосновой прелью, болотной тиной, ежевичной сластью да липовым цветом - и на плечи испуганно вздрогнувшего охотника, так и не посмевшего оглянуться, легли громадные, по ощущениям - каменные ладонищи, и низкий голос
– Пошто, волхвы, вОрогом на охотника моего смотрите? Али рогатина его крепкая вам не по нраву пришлась? (Охотник чуть не ахнул: Демьян набычился!) Али закон он какой человеческий нарушил?
– Сей охотник вторгся под покровом ночи в наши владения и убил на наших землях еленя!
– прозвенел голос той, что звала Агнию-чудушку. Женщина оказалась невысокой, но крепкой, смотрела решительно, безбоязненно.
Охотник даже поёжился и обречённо повесил голову: Святобор татей ох как не любит!
Но долго молчал старый бог лесов и охоты, прежде чем вымолвить-пророкотать:
– С каких времён таких повелось, что волхвы обзавелись собственными землями-владениями? Да и волхвы ли вы? Ведь по сю пору владели волхвы миром, а не клочком земли. И думали о высоком в том мире, а не о жирном елене. С каких же это пор волхвы ушли от мира и стали творить чересполосицу - это моё, а то твоё?
И охотник едва не подпрыгнул, когда у ноги его грохнул сучковатый посох.
– Созываю!
– прогремело над холмами, отдалось гулом в лесах и не слабей вернулось к месту невольного вече.
А когда отголоски вместе с остатками эха растаяли, волхвы заоглядывались и, словно невзначай, тесно скучились близко к камню. Только маленькая Агния смотрела на всё с любопытством и смелостью.
Прозрачный воздух за волхвами потускнел и сначала обратился мутью, из которой затем возникли высокие фигуры. Они не стали плотными до конца, но в них угадывалась мощь, присущая Святобору. Кажется, старый бог лесов и охоты увидел, что уже можно говорить, и обратился к прибывшим:
– Виню страшной виной волхвов, забывших, что значит быть человеком, и прошу званых о наказании за их вину.
Всё ещё не испуганные, но оторопевшие волхвы изумлённо вглядывались в богов, обступивших их, а потом замерли. Даже охотник, не имеющий чудесной силы и не умеющий творить волшбу, почувствовал, что над головами простых смертных идёт обсуждение их судеб. Призрачные порывы ветра, грохот дальней грозы, шелест качающихся в буре деревьев, бой воды небесной о рябящую гладь реки - так говорили боги... И внезапно всё утихло.
Охотник неожиданно почувствовал желание вытянуть руки ладонями кверху. Что он с опаской и сделал. На ладони легли рукописные листы, сшитые витой золотой проволокой. Вторая рукопись... Третья... Охотник умел считать только до десяти старым счётом, так что дальше считал так: "Один на десять, два на десять". Всё. Рукописи закончились. Поднял
– Как малые дети, - вздохнул Святобор.
– Буде же так: до тридцати шести годов не станет в вас силы к волшбе. А как исполнится время - придёте к моему охотнику и заберёте книги свои, в которых прячу силу вашу, и будете учиться заново творить волшбу на благо земли и людей.
И ветром подтвердило от иных богов:
– Буде так!
– Буде!
– Буде так, Святобор!
Каждый из волхвов вдруг покачнулся, будто попал в неожиданный вихрь, и охотник, оцепенев от невиданного ранее, следил, как от всех двенадцати волхвов отлетает прозрачная волна и ныряет в по очереди в каждую из книг.
– А пока идите к своим семьям и родичам и учитесь жить по-людски!
– повелел Святобор и махнул рукой, отсылая растерянных волхвов, которые , возможно, и не слышали бога, прислушиваясь к своим ощущениям потерявших силу.
Девочка вприпрыжку побежала за матерью, схватила её за руку. Охотник качнулся было к Агнии, но, вздохнув, остался на месте. Призрачные фигуры богов бледнели в пространстве холмов, и видно только было, что они не просто пропадают, но уходят. Однако Святобора охотник чувствовал за спиной крепко.
– Живко, говоришь?
– усмехаясь, прогрохотал старый бог.
– Богов ты чтишь, так вот тебе, Живко, тягость справная: чего не будет хватать краю твоему да семьям здешним - найдут все помощь в твоей силе. Не волховская она, но хватит, чтобы дождаться совершенных лет тех волхвов, что не сумели с человеческой жадностью совладать.
Охотник, держа в руках все рукописи, оглянулся по сторонам, поражённый: воздух ли стал прозрачней, запахи ли усилились, как перед дождём или грозой, но мир теперь он принимал, как будто сам его частью был...
...
– Женя!
– окликнули его из дальнего угла громадного дома.
Что это они там кричат, как будто подойти не могут?
Глаза открыты, но не видят ничего. Впрочем, нет... Он видит громадный зал, который по диагонали пересекает сияющая линия, уходящая между двумя картинами. Странная эта линия. Она похожа на живую, потому что Женя чувствует её зов. Ему хочется пойти по этой линии, и в то же время он уверен, что она опасна. Это путь, который ведёт к страху и отчаянию...
– Же-ня!
Нога болит. И крик зовущего бьёт по ушам. Женя поморщился. Трудно просто позвать? Без воплей? И по-настоящему открыл глаза.
Он сидел, прислонённый к стене, вытянув ноги. Штанина одной засучена... Опа... Не засучена - разрезана. Нога выше укуса "верёвки" перетянута жгутом. Справа на корточках сидит суперсерьёзный Змей с медицинской повязкой на морде, слева - на коленях, перепуганная Ирина. Перед Ярославом - салфетка с какими-то медицинскими штучками вроде ампул и несколько упаковок со шприцами. В руках девушки вата.