Слепой охотник
Шрифт:
Потом Женя внезапно обнаружил, что он больше не может смотреть на руку с карандашом. В последнее время он контролировал рабочую руку хотя бы тем, что за её движениями - пусть не всегда это получалось, пусть обрывками, но следил. А сейчас он, не отрываясь, смотрел только в глаза своего "натурщика".
А неподвижные глаза Григория словно вбирали в себя внимание художника. Они ни разу не шевельнулись, чтобы подсказать, что сознание пойманного в странную ловушку человека начинает очищаться от наваждения. Нет, они оставались всё такими же тусклыми и безучастными. Однако если раньше Женя концентрировал внимание на листе с появляющимся рисунком, то сейчас рабочая рука
И неожиданно реальность нахлынула штормящей волной. Карандаш выпал из пальцев, и Женя понял, что сидит в круге света, ограниченном стеной мрака. Как будто их двоих поместили в... огромный стакан? Но зачем?
"Я тебя знаю".
Женя вздрогнул. Некоторое время до прозвучавшей реплики он смотрел на Григория, не моргая. Глухарь не пошевельнулся. Губы оставались губами статуи.
Он разомкнул свои. Внезапно оказалось, что выговаривать слова трудно.
– И что ты обо мне знаешь?
Лёгким облаком, которое по мере удаления испаряется в чистом небе, проскользнул мысленный вопрос: а слышат ли другие трое их разговор?
Глаза глухаря пусты и неподвижны.
"Шутишь, охотник? Ты сватал мою сестру".
Женя невольно заинтересовался:
– И как? Удачно?
Голос стал задумчивей.
"Ты и правда не помнишь... Она тебе не поверила, потому что ты сватал её, лишённую силы. И в каком-то смысле в этом был виноват ты".
Круг света пропал. Женя судорожно вдохнул воздух, не веря своим впечатлениям: пахло густой еловой или сосновой хвоей. Не поверил он и тому, что увидел. Странные, мохнатые от паутины и общей замшелости деревья согнулись от собственной старости. Под ногами мягкий слой травы и той же слежавшейся хвои. Под ногами?.. Он уже не сидит на стуле - стоит?.. Где-то там, наверху, чувствуется - светит солнце, но сюда, в дебри зарослей, в тёмную чащобу, ему не пробиться.
Высокий широкоплечий парень насмешливо заглянул в глаза художника, который чувствовал себя неловко в джинсах и в джемпере - перед ним, человеком, чьей отличкой в одежде является кольчужная рубаха поверх обычной, из грубого полотна; свободные штаны, заправленные в крепкие сапоги, и ремешок на голове, удерживающий вьющиеся светлые волосы.
– Я не знаю, понимаешь ли ты, что прошло немало веков, - медленно выговорил Женя.
– Для меня прошлое - тайна за семью печатями. А если спросить тебя? Ты понимаешь, что происходит? Начнём выяснять? Я пытаюсь добудиться человека из своего времени - появляешься ты! Так кто ты? Тоже Григорий?
– Душа человеческая одна - одежд у неё много, - вздохнул парень.
– А сознания души, проживающей век за веком человеческим, накладываются одно на другое. Я знаю того Григория, которого выручаешь ты. Но я знаю и того Григория, брата Рады, которую в прошлом полюбил ты. Два сознания соединились. И кто скажет сейчас, чьё именно сознание пробуждается?
Риторический вопрос - понял Женя. Пора переходить к конкретике. Для начала решить личный вопрос.
– Почему Рада мне не поверила?
– Спрашивая, он вспоминал женщину, мать Агнии, из своих снов. Она, несмотря на внешнюю резкость, была... симпатичной. Неудивительно, что Женя из прошлого, охотник Живко, влюбился в неё.
– Она потеряла силы - ты обрёл их. Она чувствовала неравноправие и считала это несправедливым. А потом...
– Голова Григория печально
– Намудрили вы тогда. Очень уж намудрили. Она ждала, что ты придёшь снова. И уже готова была уступить. Демьян вмешался. Боги дали тебе силы нездешние, не каждодневные, но не силу богатырей. Медведь поймал тебя в лесу и сильно поломал. Ты никому не сказал. Когда приходило время волхвов, время совершеннолетия, они посчитали, что ты обуян гордыней: ты встречал их, сидя на скамье, словно князь какой, чтобы отдать листы с силой. И ни один из них не догадывался, что родные специально сажают тебя, прислоняя к стене, зная день их прихода. Рада тоже пришла. Ты не сказал ей и слова, не то что ласкового. Молча передал книгу-листы. И смотрел, по её, надменней всех князей. Она решила, что ты стал хуже Демьяна. А ты терпел боль и, что любишь, не признавался, боясь быть ей обузой. Агния, дочка её, знала, но с неё ты взял слово молчания.
В глухой тишине тёмной чащобы еле чирикнула птица - так слабо, будто боясь голос подать. Женя непроизвольно вздохнул.
– Но почему Демьян оставил меня в живых? Ты сам сказал - поломал.
– Мы оказались рядом, - пожал плечами Григорий.
– Семья наша испокон веков была под княжеской рукой - дружинниками. Демьяна мы по-свойски проучили, когда тебя отобрали у него, а потом уж в тебе узнали того самого охотника, который должен отдать нашим сёстрам и братьям силу их, заключённую в листы. Знать бы мне тогда же, что ты за Радой приходил, я б тогда же ей сказал о тебе.
Женя хлопнул ресницами - и чуть вслух не выругался от изумления: воина напротив уже не было. Всё так же в свободной позе, слегка перенеся вес тела на одну ногу, стоял перед ним словно вставший с кресла современный ему Григорий - в домашних мягких штанах, в домашней куртке.
– И зачем ты мне это сейчас рассказываешь?
– А чтоб больше не дурили оба, - легко ответил Григорий.
– Может, о деле поговорим?
– Спрашивай.
– Я могу тебя вывести из состояния глухаря?
– Уже.
– По плеснувшему негодованию (Женя и сам чувствовал, что сдержаться не сумел) Григорий сообразил, что ответ слишком краток.
– Как только поговорим о том, чего не должны знать остальные, я встану.
– Но который ты встанешь? Сегодняшний брат Ирины - или тогдашний брат Рады?
– Сегодняшний, но вспомнивший странствия души во всех прошлых воплощениях. Правда, постараюсь, чтобы вам это не мешало.
– Почему ты стал глухарём? И кто ты такой, как и другие двое при волхвах?
– Последнее просто: если вместо одного внука волхв получал от своих детей двоих с почти одинаковой силой, один из них становился воином-хранителем, которого можно было вызвать, в случае если с волхвами случалось что-то, с чем справиться они не могут. А вот почему глухарями стали...
– Григорий нахмурился.
– Соблюдай Демьян-старший закон, установленный богами, живи он подальше от внука и не бросай своих сил на личное благополучие, Демьян-младший не стал бы откровенным вором. Но стал. Обыскал как-то без деда его подвал, любимую берлогу, обнаружил заветную тетрадь. Сил-то у нас нет сверхчеловеческих, но, если знать приёмы, можно их развить. Что Демьян-младший и сделал по дедовой тетради. А дальше - хуже. Он нашёл способ подчинять себе людей и пустился напропалую грабить и роскошествовать. Наткнулся на нас, хранителей. Современные сопротивляться его взгляду не сумели, но вместе с этим пробудились мы - хранители прошлых веков, и не дали Демьяну подчинить необученных. Я ждал только проникновения в закрытый мир Григория силы из прошлого. И дождался.