Слепой охотник
Шрифт:
– Хорошая идея - предупредить своих, - сообразил Женя и вместе с Ярославом заторопился вынуть мобильник.
– Может, не будем ждать, пока родные хранителей уйдут на работу?
– испуганно предложила Ирина.
– Попробуем постучаться к ним и попросить посмотреть на них?
– При таком кошмаре на улицах ты ещё думаешь, что они нам откроют?
– вздохнул Красимир, который нервно вслушивался в приглушённые звуки с улицы. Пару раз дрогнули его чуткие ноздри.
– Что будет, если косым крестом зачеркнуть Демьяна?
– Как это?
– озадачился Григорий, с недоумением
Зато остальные поняли сразу.
– Слушайте, хорошая идея! Это хотя бы остановит его!
– воодушевился Ярослав, который с трудом скрывал, как его трясёт.
– Ну, наверное...
Григорию быстро объяснили суть автописьма и косого креста.
– И правда, - пробормотал он.
– Интересная идея.
Ирина немедленно помчалась в комнату старшего брата, где оставались принадлежности для рисунка. Освободив большой стол от всех вещей на нём, они разложили листы и карандаши. Женя, пребывавший в небольшом ступоре от собственного неожиданного предложения, которое он озвучил явно чисто риторически, будто очнулся и с сомнением покачал головой.
– Демьян сейчас сильней обычного. Если на упырях автописьмо с зачёркиванием срабатывало, то на Демьяне...
– Сомневайся сколько угодно, - сказал Красимир, обеспокоенно принюхивавшийся к дыму, который теперь чувствовала и Ирина.
– Но попробовать же ты можешь? А вдруг? В конце концов, мы в последнее время только и живём, что на этом "вдруг". Ну? Давай!
Ирина с тревогой взглянула на Женю. Мало того, что не уверен, он ведь ещё не спал эту ночь. Ко всему прочему, мешки под глазами не только от недосыпа, но и от работы с Григорием. Хватит ли ему сил на рисунок?
Но Женя решительно подошёл к столу и уселся на предложенный ему стул. Взялся за карандаш и, помедлив немного, склонился над чистым листом.
18
Стул раздражал. Женя привык работать либо стоя, либо уложив папку на колени. Нет, бывало, конечно, что он рисовал и сидя за столом. Но сейчас локоть напряжённо, до боли, до судорог вдавливался в столешницу, лишая рабочую руку возможности свободно двигаться. Странно, раньше он такого не замечал.
Есть странное впечатление, что рисовать всё же надо за столом, но стоя. Женя встал, одновременно отсылая стул назад, а там его кто-то подхватил и оттащил, наверное догадавшись, что он мешает художнику.
Вот теперь он с облегчением вздохнул. Итак, чистый лист перед ним, пачка - слева, справа - остальные рисовальные принадлежности. Всё под рукой. После того как открыли шторы, впуская в комнату уже яркий утренний свет, ребята словно ушли: он ощущал только их насторожённое внимание. Пространство вокруг слегка плыло прозрачными волнами, но это слегка болезненное движение не тревожило: знал, что от недосыпа.
Автописьмо пока молчало, хотя он настроился на образ того Демьяна, которого запомнил по последней встрече - того обнажённого психа, умевшего находить наслаждение, унижая других, пусть эти другие принадлежали ему с потрохами.
А ещё - образ сносило. Может, оттого что художник отвлекался... Несмотря на то что ребята как-то быстро затихли
И какого-то потемневшего лицом Красимира, который удручён происходящим, а ещё более тем, что не может быть дома в это опасное время.
И Ярослава, который с поры, как он залечил Жене ногу, всё прислушивается к себе, стараясь понять себя, неожиданного настолько, что даже подзабыл ревновать Ирину. Последним, кстати, доказывая, что ревновал её, как это называется - коллегиально: она наша - и не фиг тут всяким художникам со стороны лезть к ней, то бишь к нам; и вообще, это наша компания!..
И ещё более чувственно Женя ощущал Ирину. Она постоянно и с беспокойством приглядывалась к нему. Сначала он думал - боится, что он не справится с Демьяном, и тогда Нина Григорьевна пропадёт. А потом Женя вдруг почуял, что легко определяет не только мгновения, когда она смотрит на него, машинально накручивая на палец кончик светлой косы, но и направление, откуда она смотрит: он поворачивался к ней на взгляд и сразу упирался собственным взглядом в неё - в её осунувшееся, бледное в утренних сумерках лицо, в запавшие от ожидания глаза... И Демьян ещё хочет, чтобы Ирина...
За стеной, в соседней квартире, вдруг взорвалась злобная ругань, а потом сильно прогрохотало, зазвенело - кажется, разбилась посуда... Два голоса, рычащий мужской и визгливый женский, слились в долгом крике, который процарапывал сердце от ожидания, что вот, сейчас, сейчас, - и начнётся страшная драка... И всё это - последствия обжорства одного человека невиданными по мощи силами...
Беглое, хоть и косвенное упоминание Демьяна в мыслях - и пальцы стиснули карандаш, а руку повело к столу с листом. Странно, что приступ автописьма раньше не среагировал на мысль об этом придурке. Или здесь сыграла свою роль тревога из-за грохота и крика за стеной?
Отвлекло от мыслей о связи автописьма с именем Демьяна поразительное открытие: Женя не был властен над рукой с карандашом, но теперь он видел всё в подробностях. Давнее предположение, что с каждым разом автописьмо становится всё более податливым его воле, кажется, имело под собой основание. Единственное... Женя не хотел сейчас прерывать приступ ради эксперимента, сумеет ли он собственным желанием остановить автописьмо.
Под стремительными прочерками карандаша появлялось лицо Демьяна. Напряжённое, нервное от бушующих внутренних страстей, которым, кажется, не найти выхода. Жадное и ненасытное...
Карандаш дописал чёрные края бешеных глаз, застывших в яростном сверкании. Остановился, словно не желая отнимать кончик грифеля от последней чёрточки... Женя некоторое время смотрел на собственные трясущиеся пальцы и на всё тот же кончик грифеля, твёрдо не отрывающийся от листа. С усилием поднял руку, бросил карандаш и, не глядя, взялся за уголь. Размашисто поставил косой крест.
Мгновения пустоты, как бывает, когда только что закончишь с трудным выматывающим делом...
Левая рука внезапно дёрнулась в сторону и ухватила следующий лист.