Слепой против бен Ладена
Шрифт:
Водки в чашке было больше половины; он заподозрил бы, что француз пытается его споить, если бы сквозь полупрозрачные фарфоровые стенки не видел, что тот наливает себе столько же, и не слышал, как у господина журналиста заплетается язык. Пить француз, надо отдать ему должное, умел неплохо – наверное, и впрямь давали себя знать русские корни, – однако в росте и весе значительно уступал Рашиду. А воздействие алкоголя на центральную нервную систему, между прочим, зависит от того, сколько граммов этого самого алкоголя приходится на килограмм веса. Так что, если этот мсье задумал посоревноваться
– Это мы еще посмотрим, – заявил журналист, и Рашид слегка ужаснулся, поняв, что уже некоторое время говорит вслух. – Что вы мне толкуете про какие-то килограммы? Главное в этом деле – сила духа! Вы знаете, что я железный человек?
– Догадываюсь, – сказал Рашид, кивнув так энергично, что у него громко, на всю комнату, хрустнули шейные позвонки.
– А что это значит? – не отставал француз.
– Что вы боитесь заржаветь, – глубокомысленно сообщил тренер.
– Ке дьябль! Я совсем не это имел в виду. Только вот не помню, что именно я имел в виду, знаю только, что это было нечто совершенно иное... А! Так вы не ответили на мой вопрос, мсье Рашид: как вы относитесь к экстремизму?
– Я к нему не отношусь, – заявил Рашид. – Предпочитаю баскетбол.
– Вы увиливаете от ответа. А сантэ... – Француз попытался выпить, но обнаружил, что в чашке уже ничего нет. – Какого дьявола, мсье Рашид! У вас дырявая посуда, из нее все вытекает к чертям...
– Вы только что выпили, – сказал Рашид.
– Неужели? Вот дьявол, это все из-за вас. Вы меня совершенно расстроили тем, что все время увиливаете от прямых ответов на мои вопросы, как какой-нибудь политик или, не к ночи будь помянут, дипломат.
– Мы ведь договорились: никаких интервью, – напомнил Рашид.
– А кто тут говорит об интервью? – преувеличенно изумился Алек Сивер. – Я пытаюсь завязать с вами дружескую беседу, а вы твердите, как попугай: интервью, интервью... Тот, кто собирается взять интервью, не пьет наравне с интервьюи... интер... вью... интервьюируемым!
– Хороша тема для застольной беседы – экстремизм, – заметил Рашид.
Сивер, казалось, глубоко задумался. Через некоторое время Рашиду начало казаться, что его собутыльник просто уснул, но в это самое мгновение журналист встрепенулся, снова налил себе и Рашиду водки и задумчиво понюхал чашку, как будто в ней была не водка, а что-то другое – кофе, например.
– Да, – сказал он с огорчением, – пожалуй, вы правы. Я по привычке взял чересчур широко. Мы, потомки русских эмигрантов, всю жизнь страдаем от избыточной широты своей натуры. В Европе это как-то не приветствуется, да... К черту экстремизм! Ясно ведь, что взрослый человек с нормальной психикой и приличной зарплатой не может одобрять хулиганских выходок молодежи, которой, по большому счету, безразлично, какие витрины бить и чьи машины жечь.
– Ну, не так уж и безразлично, – осторожно вставил Рашид.
– А, бросьте! Вы не были в Париже этой осенью, а я был. И я вам скажу как на духу: абсолютно безразлично! За все время молодежного бунта в Париже не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы подростки, перед тем как поджечь машину, разыскали владельца и
– Десять – это уже на целый десяток больше, чем ни одного, – возразил Рашид. – Между прочим, мой наниматель прекрасно осознает, что клуб – это лишь капля в море... Это его собственные слова: капля в море усилий, которые надо приложить... Ну и так далее.
– А он неглуп, этот ваш наниматель, – заметил Сивер. – Эффекта от его затеи, по его же собственному признанию, – капля, зато ему честь и хвала... За него непременно надо выпить. Правда, пить за него было бы куда удобнее, будь у него имя...
– Я не знаю его имени, – моментально посуровев, отрезал Рашид. – И не сказал бы, даже если бы знал. Он намеренно сохраняет инкогнито, и теперь я понимаю почему. Ему не нужны обвинения, подобные тому, что вы только что произнесли. Именно поэтому...
– Бросьте, бросьте, мсье Рашид! – энергично замахал рукой журналист Алек Сивер. – Во-первых, я его ни в чем не обвиняю. Во-вторых, не беритесь судить о мотивах человека, о котором не знаете ровным счетом ничего, даже имени. А в-третьих, ну его к дьяволу, вашего нанимателя, вместе с его хваленым клубом! Ваше здоровье!
Он выпил, выплеснув водку прямо себе в горло размашистым жестом горького пьяницы. Рашид медленно последовал его примеру. Что-то в словах Алека Сивера больно его задело, неожиданно оказавшись созвучным собственным мыслям Рашида. Этот француз, пьяный или нет, во многом был прав. Человек без имени, с неизвестными мотивами, окруженный атмосферой секретности настолько, что даже в принадлежащий ему спортивный зал может войти далеко не каждый... В особенности это касается европейцев, и это действительно странно. Спорт для того и существует, чтобы о людях судили не по цвету кожи и вероисповеданию, а по тому, на что они способны, чего добились своим трудом и талантом. Спорт чужд любой розни, а ограничение доступа в спортивный клуб по расовому и религиозному признакам эту рознь, как ни крути, только разжигает...
– Давайте сузим тему. Я имею в виду, сами понимаете, терроризм, – продолжал говорить Алек Сивер. Он уже с заметным трудом ворочал языком, но твердо держался избранного курса. Рашид понял, что имеет дело с любителем поболтать о политике – именно поболтать, поскольку делать ее такие вот болтуны не могут, руки у них коротки. – Как вы, мсье Рашид, относитесь к международному терроризму? Только не говорите, что вы к нему не относитесь, я это уже слышал, благодарю покорно...
– Ну, как я могу к нему относиться? – сдержанно произнес Рашид, которому такой поворот темы, при всей его предсказуемости, очень не понравился. – Как всякий нормальный человек...