Слепой против маньяка
Шрифт:
Злоба, копившаяся годами, нашла себе выход. Теперь от него зависело, как скоро попадет под прицел прессы тот или иной политик. Ведь всегда можно дать маленькую наводку какому-нибудь дотошному журналисту и тогда только держись – тот начнет копать, словно собака на прошлой неделе зарывшая кость, да позабывшая где. Другой бы человек, узнав то, что становилось известно Эдуарду Ефимовичу, наверняка посчитал бы, что жизнь не так прекрасна, как кажется на первый взгляд и вряд ли есть смысл ждать дня завтрашнего, лучше сразу просунуть голову в петлю и удавиться.
Но этот сорокапятилетний мужчина
В общем-то, аналитический центр можно было расположить в любом другом месте, за городом, на какой-нибудь укромной государственной даче, укрытой высоким забором. Но дело заключалось в том, что все старые строения были прекрасно известны Федеральной службе безопасности, а там тоже не дремали.
Единственным выходом было создать новый центр, на новом месте, замаскировав его под коммерческую фирму. Чуть что, все можно ликвидировать, не оставляя никаких следов.
Бушлатов дал себе зарок за время работы не завязывать никаких отношений с женщинами. И поэтому только жадно пожирал глазами свою секретаршу Аллу, стоило той повернуться к нему спиной. Короткая юбочка, еле доходящая до половины бедра, длинные стройные ноги.
«Вот окончу работу, и тогда… – мечтал Бушлатов, – непременно устрою небольшой загульчик. Но только не сейчас».
Алла оборачивалась и заставала шефа в позе полной задумчивости. Он нравился ей именно из-за своей недоступности. И девушка старалась подразнить его. Она была не очень-то изобретательна на такие штучки, и ее фокусы повторялись изо дня в день: то она совершенно случайно роняла какую-нибудь бумагу и, наклонившись, Делала вид, что ей трудно поднять. Коротенькая юбка ползла вверх, и тогда Бушлатов, скосив глаза, мог видеть самый краешек кружевного белья. Временами Алла садилась напротив него и, положив себе на колени какую-нибудь папку, принималась перебирать документы. Колени ее, якобы для удержания бумаг, постепенно слегка раздвигались… Но и это не могло вывести Бушлатова из равновесия. Он злился на себя, что начинает думать о всяких глупостях, когда вокруг такая тьма работы. А Алла, мило улыбаясь, продолжала перекладывать один листок за другим, изредка бросая взгляды на своего шефа. Мысленно она досадовала на то, что ее ноги интересуют Бушлатова куда больше, чем лицо, а ведь каждое утро она убивала по полтора часа на то, чтобы аккуратно наложить тени, подкрасить ресницы, губы, но сделать это не вызывающе, а утонченно, со вкусом, ориентируясь на обложки журналов мод.
Однажды к обеду Алла решила, что ее начальник достаточно созрел для того, чтобы всерьез обратить на нее внимание. Она вплотную подошла к его столу.
Эдуард Ефимович еще ожесточеннее забарабанил по клавишам компьютера, чувствуя, как краска приливает к его щекам. Алла присела возле него на корточки и подняла с пола пепельницу, полную окурков.
– Нельзя вам столько курить, – покачала головой она, заглядывая снизу вверх в маслянистые глаза шефа.
Тот лишь пробормотал что-то невнятное и неопределенно махнул рукой.
Алла качнулась, словно потеряв равновесие, и ее ладонь легла на ногу Бушлатову.
Тот напрягся
– Простите, – прошептала Алла, но ладонь не убрала.
Эдуард Ефимович понял, что еще немного – и он нарушит свой обет.
– Простите, – еще раз повторила девушка и, опираясь на его ногу, встала в полный рост, ее бедро оказалось как раз на уровне глаз Бушлатова. От одежды секретарши исходил пьянящий аромат дорогого дезодоранта, и Бушлатову казалось, что он различает в этом запахе и залах ее тела.
Алла подалась вперед, делая вид, что хочет дотянуться до абсолютно не нужной ей бумажки на противоположном краю стола. Эдуард Ефимович не успел даже отстраниться, да ему этого и не очень-то хотелось… Его щека соприкоснулась с мягким сукном ее юбки. Девушка опустила голову и бросила взгляд на своего шефа.
«Кажется, попался», – подумала она, понимая, что нельзя перебирать.
Бушлатов тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Он открыто посмотрел на Аллу, облизал пересохшие губы.
– Ты бы приготовила кофе, – довольно миролюбиво произнес он, поднимая руки и закладывая их за голову.
– Кофе и так готов, – Алла двинулась к кофеварке и поставила на поднос маленькую фарфоровую чашечку.
– Поставь на двоих. Такого Алле не приводилось слышать за все время своей работы с Бушлатовым.
«О-о, точно, попался».
Она осторожно, двумя пальцами, взяла еще одну чашечку и поставила ее на поднос. Теперь к запаху дезодоранта примешался запах свежеприготовленного кофе, тоже мало настраивающий на работу.
Бушлатов покосился на дверь. К нему редко кто заходил в рабочее время, но если заходили, то без предупреждения.
– Закрой, – негромко скомандовал он Алле. Та немного боязливо повернула ручку замка и остановилась с подносом в руках, не зная что делать.
– Так иди же, иди, – улыбнулся Бушлатов тонкими губами и пригладил прядь волос на лысине.
Девушка сделала несколько шагов, и Эдуард Ефимович заметил, как подрагивает в ее руках поднос, расплескивается кофе из чашечек.
– Садись, – предложил он, хоть рядом стула не было. Алла беспомощно огляделась.
– Садись ко мне на колени.
Он обхватил секретаршу за талию, и его длинные пальцы исчезли за горловиной блузки.
Экран компьютера светился, но Эдуард Ефимович позволил себе немного расслабиться. Он уже успел расстегнуть молнию на юбке и гладил белоснежное белье девушки. Та прикрыла глаза от удовольствия и не видела, как зло кривятся губы шефа. Тот ненавидел в этот момент себя, ненавидел Аллу, понимая, что совершает непростительную ошибку, решив заняться любовью с секретаршей в рабочем кабинете.
Алле немного не нравилось то, что Бушлатов спешит, не давая ей насладиться минутами близости. Но Эдуард Ефимович был не из тех мужчин, кто в первую очередь думает о женщине. Он даже не снимал брюк, а когда испытал облегчение, сразу отстранился от своей партнерши и, приведя себя в порядок, вновь подсел к столу.
Его лицо не выражало ровным счетом ничего. Ни слова ласки, ни слова надежды. Алла медленно одевалась, надеясь, что Эдуард Ефимович скажет ей хоть что-нибудь.
Наконец, тот поднял голову и криво улыбнулся.