Слепой убийца

Этвуд Маргарет

– По сути, в школу ей ходить незачем, – сказал он. – Зарабатывать на жизнь ей все равно не придется.

Но Лору следовало чем-то занять – как и меня в свое время. Её причислили к добровольческой организации, которую опекала Уинифред, под названием «Авигеи» [108] . Престижная организация: девушки из хороших семей, будущие Уинифред, посещали больницы. В фартуках, точно доярки, с вышитыми на груди тюльпанами, ошивались в больничных палатах; предполагалось, что разговаривают с больными, может, читают,

ободряют – правда, не уточнялось, каким образом.

108

Авигея – умная и красивая жена богача Навала из Кармила. Заступилась перед Давидом за своего скупого мужа. Впоследствии стала женой Давида (1 Кн. Царств).

Тут Лора оказалась на высоте. Само собой, остальные Авигеи ей не нравились, зато понравился фартук. Её предсказуемо тянуло в палаты бедняков, которых Авигеи избегали из-за вони и дикости. Там лежали изгои: слабоумные старухи, нищие ветераны, безносые мужчины с третичным сифилисом и так далее. Здесь всегда не хватало санитарок, и вскоре Лора уже занималась, строго говоря, не своим делом. Она не падала в обморок при виде судна или рвоты, а также от ругани, бреда и прочих выходок. Уинифред такого не задумывала, и однако же именно это мы в итоге получили.

Медсестры Лору считали ангелом (точнее, некоторые; другие говорили, что она путается под ногами). По словам Уинифред, которая старалась быть в курсе и всюду имела доносчиков, Лора особенно заботилась о безнадежных. Она словно не видит, что они умирают, говорила Уинифред. Обращается с ними, как с обычными людьми, прямо как с нормальными; должно быть, полагала Уинифред, их это успокаивает, хотя человек в своем уме ничего подобного делать не станет. Сама Уинифред считала, что эта Лорина способность или даже талант – ещё одно доказательство крайней эксцентричности.

– У неё железные нервы, – говорила Уинифред. – Я бы так не смогла. Просто бы не вынесла. Только вообрази это убожество!

Тем временем планировался Лорин дебют. С Лорой об этом ещё не говорили: я дала Уинифред понять, что Лора вряд ли воспримет эти планы позитивно. В таком случае, сказала Уинифред, надо все организовать, а потом поставить её перед fait accompli [109] . А ещё лучше – вовсе обойтись без дебюта, если достичь главной цели (главная цель – выгодное замужество).

109

Свершившийся факт (фр.).

Мы обедали в «Аркадском дворике»; Уинифред меня пригласила, чтобы мы вдвоем изобрели, как она выразилась, уловку для Лоры.

– Уловку? – переспросила я.

– Ты понимаешь, о чем я, – сказала Уинифред. – Ничего страшного. – Для Лоры лучше всего, учитывая обстоятельства, – продолжала она, – если приличный богатый человек проглотит наживку, к Лоре посватается и поведет к алтарю. А

ещё лучше, если попадется приличный богатый и глупый человек, который наживку и не заметит, а потом будет слишком поздно.

– Ты о какой наживке? – спросила я.

Интересно, по этой ли схеме Уинифред захомутала неуловимого мистера Прайора. Скрывала червячка до медового месяца и тут напустила его на мужа? И мужа поэтому нигде не видно – даже на фотографиях?

– Ты должна признать, что Лора весьма и весьма странная, – сказала Уинифред. Она замолчала, улыбнулась кому-то у меня за спиной и приветственно помахала пальчиками. Звякнули серебряные браслеты – у неё их было слишком много.

– Что ты имеешь в виду? – мягко спросила я. Я завела предосудительную привычку коллекционировать её объяснения.

Уинифред поджала губы. Оранжевая помада, губы уже морщились. Сейчас мы бы сказали: перебор солнца, но тогда к этому выводу ещё не пришли, а Уинифред нравилось быть бронзовой; нравился металлический налет.

– Лора понравится далеко не всякому. Порой она говорит очень странные вещи. Ей не хватает… не хватает предусмотрительности.

На Уинифред были зеленые туфли из крокодиловой кожи, но я больше не находила их элегантными – напротив, они казались мне безвкусными. То, что раньше чудилось таинственным и обольстительным, стало обычным – я слишком много знала. Её блеск – просто эмаль, её сияние – полировка. Я заглянула за кулисы, увидела нити и подпорки, проволочки и корсеты. У меня уже сложился свой вкус.

– Например? – спросила я. – Какие странные вещи?

– Вчера она заявила, что брак неважен, главное – любовь. И что Христос тоже так думал.

– Ну, это её подход. Она его не скрывает. Но, видишь ли, она говорила не о сексе. Не об эросе.

Если Уинифред чего-то не понимала, она это высмеивала или пропускала мимо ушей. Сейчас пропустила.

– Все они сознательно или бессознательно думают о сексе, – сказала она. – Такой подход доведет девушку вроде неё до беды.

– Она это скоро перерастет, – возразила я, хотя так не думала.

– Время не ждет. Девушки, витающие в облаках, – лёгкая добыча для мужчин. Нам не хватало только грязного сопливого Ромео. Тогда конец.

– И что ты предлагаешь? – спросила я, тупо на неё глядя. За этим тупым взглядом я прятала раздражение или даже ярость, но Уинифред он только воодушевил.

– Я же говорю, выдать её замуж за приличного человека, который не разберется, что к чему. Потом, если ей захочется, может подурачиться с любовью. Если втихаря, никто не шуганет.

Я ковырялась в останках пирога с курятиной. Уинифред последнее время злоупотребляла сленгом. Наверное, считала, что это современно: она уже в том возрасте, когда быть современной важно.

Она совсем Лору не знала. Сама мысль о том, что Лора делает что-то втихаря, не укладывалась у меня в голове. На площади у всех на виду – это больше на неё похоже. Бросить нам вызов, утереть носы. Сбежать с возлюбленным или ещё что-нибудь столь же эффектное. Показать нам, какие мы лицемеры.

– В двадцать один год у Лоры будут деньги, – сказала я.