Слепой. Волчанский крест
Шрифт:
– Какая сейчас рыбалка? – хмуро спросил Басаргин.
Он был слегка обижен. Что же они, за последнего лоха его держат? Кто он им – валенок сибирский, уральский пельмень? Приехали к человеку в гости и даже имени его не знают. Ну ясно: там, где они на самом деле повстречались, было не до взаимных представлений и прочей дипломатии.
«Горка, сучий потрох, – подумал Басаргин. – Тебя, подонка, за это убить мало!»
– Ну, охота, – сказал между тем братишка.
– Охота – это да, – согласился капитан. – Охота в наших краях знатная – что зимой, что летом. Только сейчас оно. ну, не то чтобы опасно, но горы все-таки. Снег, лед, камни.
– Э, командир! – весело
– Секу помаленьку, – снисходительно усмехнувшись в усы, ответил Басаргин. – Только вы давайте, знаешь, без глупостей. У нас тут места тихие, не хотелось бы. гм. ин-цин-дентов.
– Ин-цин-дентов не будет, – в точности скопировав его произношение, заверил братишка и энергично потер ладонью мерзнущее ухо. – Стволы зарегистрированы, лицензию оформим как полагается. Главное, кореша бы нашего найти. Неужели же он, козел, отправил нас за семь верст киселя хлебать, а сам, падло, живет себе в каком-нибудь Бутово?
– Очень может быть, – авторитетно поддакнул Басаргин. Он никуда не торопился; братишка явно мерз, и это было неизъяснимо приятно. – Как он хоть выглядел-то?
– Ну, маленький, щупленький, носатенький. Такой, знаешь, мозгляк. Но пьет, как лошадь.
– У нас тут все пьют, как лошади, – сказал Басаргин. – Что ты хочешь – Урал, Сибирь почти что. Маленький, говоришь? И нос вот такой, – он показал, – набок маленько?
– Ну! – обрадовался вконец закоченевший братишка. – Ну, командир?..
– Ты не нукай, – осадил его капитан.
– Извини, – мигом отработал назад сообразительный Шумахер. – Да вот, глянь-ка. Это один из наших пацанов изобразил. Вроде похоже.
С этими словами он протянул Басаргину ту самую бумажку, с которой давеча приставал к прохожим.
Капитан взглянул.
Бумажка представляла собой обыкновенный листок в клеточку, вырванный из обыкновенного блокнота. На листке шариковой ручкой был набросан портрет – не столько, впрочем, портрет, сколько шарж, – здоровенная башка с костлявой физиономией, оттопыренными ушами, жидкими волосенками и огромным кривоватым носом, а под ней – карикатурно мелкое туловище с анемичными ручонками, одна из которых сжимала тоже карикатурно огромный нож подозрительно знакомых очертаний.
Сомнений не оставалось: на бумажке был нарисован Горка Ульянов.
Цель прибытия братишек на черном «хаммере» в забытую богом Волчанку теперь тоже не вызывала сомнений. Цепочка была простая: крест – трупы в магазине – паспорта с пропиской и железнодорожные билеты – Волчанка – человек с обрезом. А про паспорта и билеты небось узнали через знакомых в своей московской ментовке, которые одной рукой шлют запросы капитану Басаргину, а другой – сливают информацию бандитам.
Надо было что-то решать, причем быстро. Времени на то, чтобы спросить совета у дяди Коли, уже не осталось. Случилось то, чего все они боялись: в Волчанку явились чужаки, и не просто так, а чтобы выяснить то, что некоторые из волчанцев знали наверняка и о чем все остальные догадывались.
Лес, подумал Басаргин. Зима. Тайга, горы. А что? Пошли на охоту и пропали. Первые они, что ли? Предупреждали ведь их. Не послушались, ушли. В нетрезвом, конечно же, состоянии. Ну, и каюк. А?..
– Так это ж Горка Ульянов, – сказал он, возвращая братишке портрет. – В смысле, Егорка, Егор. Да, охотник он знатный, это без дураков. Только закладывает в последнее время здорово. Если вам
– Женат? – деловито спросил братишка, пряча портрет во внутренний карман куртки.
– Откуда? – пожал плечами Басаргин. – Кто за такого пойдет?
– Факт, – согласился братишка, – я бы ни за что не пошел.
Они немного посмеялись, и в ладони у капитана каким-то непостижимым образом очутилась купюра достоинством в сто долларов США. Потом Басаргин продул «беломорину» (стодолларовая бумажка все тем же непостижимым способом переместилась из его ладони в карман форменных брюк), закурил сам, дал прикурить братишке, который похвалил его почти что антикварную зажигалку, и черный «хаммер» укатил, мрачно сияя сквозь слой дорожной грязи кроваво-красными габаритными огнями.
Басаргин проводил его долгим многообещающим взглядом и, пересмотрев свои планы, поспешил уже не в отделение милиции, а к себе домой.
– Не нужно сердиться, Ирина Константиновна, – миролюбиво произнес генерал Потапчук, рассеянно поглаживая кончиками пальцев лежащий на столе крест. – Это вовсе не мистификация и не спектакль. Согласитесь, я уже староват для таких вещей.
Краем глаза Андронова заметила мимолетную, но весьма красноречивую улыбку, появившуюся при этих словах на губах Сиверова, который сидел в своем кресле с безучастным, скучающим видом, по обыкновению не снимая темных солнцезащитных очков. Глеб Петрович, по всей видимости, имел свое собственное мнение на этот счет, в корне отличавшееся от мнения, только что высказанного генералом. И Ирина при всем своем уважении к Федору Филипповичу в данном случае была согласна не с ним, а скорее с Сиверовым. Несомненно, драматический эффект, произведенный внезапным появлением на сцене легендарного волчанского креста, был тщательно и не без удовольствия рассчитан и подготовлен. Разумеется, Федором Филипповичем, и никем, кроме него.
– Я просто хотел построить нашу беседу определенным образом, – продолжал оправдываться генерал, – чтобы по мере возможности избежать переливания из пустого в порожнее и сэкономить тем самым ваше драгоценное время. Так вы подтверждаете, что это именно демидовский крест, а не его копия?
Не торопясь с ответом, Ирина снова взяла в руки крест и еще раз придирчиво осмотрела его со всех сторон, хотя никакой нужды в этом не было. Крест был увесистый, довольно крупный – сантиметров двадцать в длину и десять-двенадцать в поперечнике, – затейливо-вычурный, богато и со вкусом украшенный. Прикрепленная к нему массивная золотая цепочка, тоже затейливая, непонятно как переплетенная, мягко змеясь, струилась по пальцам, плавными кольцами ложась на стеклянную крышку стола. Для своего возраста и с учетом сложной биографии крест на диво хорошо сохранился – он выглядел так, словно только что вышел из рук мастера, и это было единственное обстоятельство, способное вызвать хоть какие-то сомнения в его подлинности.
– Я – да, подтверждаю, – сказала Ирина, с неосознанным сожалением выпуская крест из рук. – Но, повторяю, я не эксперт в ювелирном деле. Я могу назвать вам пару-тройку имен.
– Простите, Ирина Константиновна, – мягко перебил ее генерал. – Я могу назвать больше, но дело иметь предпочитаю все-таки с вами. Огласка пока представляется мне преждевременной. Кроме того, посудите сами: ну откуда в какой-то богом забытой Волчанке возьмется столь точная копия исчезнувшего почти полтора века назад предмета? Кто ее мог изготовить? И главное, по какому образцу?