Слеза Шамаханской царицы
Шрифт:
– То есть ты предлагаешь жить, как раньше? Ходить, маяться, Лизе врать?
– Да. Маяться и врать. Говорю же – со временем рассосется... Хотя, знаешь – врезать бы тебе сейчас как следует, прямо рука чешется, как хочется...
– Ну, врежь. Может, я спасибо скажу.
– Ладно. Подумаю. У тебя курить есть?
– Есть. Погоди, ты ж вроде бросил!
– Бросишь тут с вами... Ладно, пошли в курилку, псих-мазохист недоделанный... Не ожидал от тебя, честное слово...
– Ты думаешь, я сам от себя ожидал, что ли? –
Она так и сидела там, под столом. Ноги затекли в неловкой позе, сердце бухало сильными частыми толчками, отдавалось болью в боку. И жар пошел по всему телу, обморочный, будто температурный. Наконец, ухватившись за сиденье стула, выползла из своего нечаянного укрытия, раскрыла ладонь, долго смотрела на красные вмятины, оставшиеся от дурацкой штуковины. Потом закрыла глаза, медленно набрала полную грудь воздуху...
А выдыхать оказалось – страшно. Вместе с выдохом надо начинать жить, с только что озвученным обстоятельством. Там, под столом, дышать как-то не так страшно было. Больно, но не страшно.
Ну, все, выдохнула. Живи теперь... Что, хотела получить правду в лоб? На, получи, вот она, правда. Но что теперь с этой правдой делать? Действительно – как жить?
Так. Так... Во-первых, надо уйти отсюда поскорее, они ж сейчас из курилки вернутся, придется им в глаза глядеть. Давай, давай... Вон дверь, нужно идти. Шажок, еще шажок... Черт, как нога затекла...
– Лизонька, вот ты где, а я тебя везде ищу! – сразу наткнулась в коридоре на вездесущую Ангелину. – Что, на обед в кафе идем или просто чаем с бутербродами обойдемся? Пойдем в кафе, Лизонька, чего мы который день всухомятку!
– Да... Да, конечно... То есть нет...
– Не поняла... Что – да или нет? Да что с тобой, Лизонька? И почему хромаешь?
– Но... Ногу подвернула.
– У-у-у... Ну, тогда точно в кафе не пойдем! Я пошла чайник включать! Давай у меня в кабинете, там уютнее!
– Идите, Ангелина Ивановна. Я потом приду, чуть позже.
– Ой, да ты бледная какая! Заболела, что ли? Вообще-то сегодня магнитную бурю обещали... У меня тоже давление с утра подскочило, пришлось таблетку пить. Хочешь, я тебе тоже таблеточку дам, Лизонька?
– Нет, не надо ничего. Наверное, я устала просто. Знаете, я лучше домой отпрошусь...
– Что, даже чаю не попьешь?
– Нет... Нет, потом как-нибудь...
– Да что случилось-то, Лизонька? На тебе же прямо лица нет!
– Есть у меня лицо. Все у меня есть, не волнуйтесь. Дайте мне пройти, наконец...
Дома было тихо, пусто. Оставшиеся от завтрака невымытые тарелки в раковине, Сонечкина игрушка на полу в прихожей. Хмурый зимний день в кухонном окне. Тоска. Оторопь. Непривычное состояние одиночества. Не стоило, наверное, с работы уходить.
Надо заставить себя заняться чем-нибудь,
– А ты чего дома, мам? Случилось что?
– Нет, сынок, нет... Голова заболела, с работы отпроситься пришлось.
– А почему голос дрожит? Ты что, плакала?
– Да с чего ты взял!
– И лицо у тебя такое...
– Да какое, вполне нормальное лицо. Говорю же, голова болит!
– Тогда, может, пойдешь полежишь? А я тебе чаю с лимоном принесу, хочешь?
– Спасибо, сынок... Ничего, мне уже легче. Сейчас ужин буду готовить.
– Ну, тогда я вечером за Сонечкой в сад схожу, хочешь?
– Хочу... А в магазин зайдешь?
– Конечно, как скажешь!
– Ага, ладно... Спасибо тебе за заботу, Максимушка...
Ох, как бы и впрямь не расплакаться. Сглотнула слезный комок, повернулась, ушла на кухню, деловито загремела кастрюлями. Все, хватит, надо тайм-аут взять. Нельзя, нельзя сеять вокруг себя панику. Потом, все мысли потом... Как там незабвенная Скарлетт говорила – я потом об этом подумаю?
Остаток дня прокатился своим чередом, в больших и малых семейных заботах. Максим привел Сонечку, прибежала из института Ленка, насквозь вся промерзшая.
– Лен! Я ж тебе говорила, надо было длинный пуховичок покупать! А ты – не замерзну, не замерзну... Вся задница морозу открыта, тебе ж рожать еще!
– Ну прям – рожать... Скажете тоже...
– А что, ты не думай... Знаешь, как быстро время пробежит? Когда-нибудь и замуж выскочишь, и рожать придется... Надо здоровье смолоду беречь, Лен! Легкомыслие в таких делах всегда боком выходит!
– Ой, ну чего вы все ворчите, ворчите, теть Лиз... Тем более – когда все это еще будет! Что, теперь я, как тетка старая, в длинном пуховике должна ходить?
– Надо беречься, Лен... Слушай, чего тебе говорят, не спорь. Завтра же пойдем и купим тебе длинный пуховичок, зима долго еще будет.
– Да не стану я длинный носить! Короткий моднее, теть Лиз!
– А я говорю, купим! Не спорь!
– Ой, ну ладно... Вот вы какая – ничего в современной моде не понимаете! Ну, прямо не знаю...
Сделала недовольное лицо, плюхнулась на кухонный диванчик, хныкнула капризно, по-ребячьи. Однако услышалось в этом хныканье и что-то другое, похожее на кокетство избалованного родительской любовью ребенка – вот, мол, надоели уже со своей заботой, до печенок достали... Что ж, посиди, похнычь, пококетничай вволю, жалко, что ли. Это ж понятно, как тебе подобного «доставания» хочется... А пуховик все равно купим, куда ты денешься!