Слеза Шамаханской царицы
Шрифт:
Улыбнулась, помахала ему рукой – все хорошо, мол, уезжай. Хороший ты банный лист, у всех бы друзья такими банными листами были. А за хамство свое завтра извинюсь обязательно...
– Теть Лиз, папа звонил, – встретила ее в дверях Ленка. – Спросил у меня, не знаю ли я, где Максим...
– Ну, и где он?
– А я знаю? Он вообще в последнее время какой-то скрытный стал...
– Ладно, разберемся, Лен. Ты за Сонечкой в сад не сходишь? Что-то я устала сегодня...
– Так ее же Анна Сергеевна забрала! Она звонила, я забыла вам сказать... Говорит, соскучилась,
– Ну ладно, что ж...
– Давайте я за хлебом схожу, теть Лиз! В доме хлеба ни крошки нет!
– Ага, давай... Что бы я без тебя делала, помощница ты моя?
– Ой, да ну прям... – расплылась благодарной улыбкой Ленка, резво сдергивая с вешалки свою куртку. Подумалось вдруг: как мало девчонке надо для счастья – всего лишь пару брошенных невзначай слов, произнесенных с искренней интонацией... Так мало и так много. И не нужно никаких старательных монологов наворачивать. Видимо, в этом «невзначай» вся собака и зарыта!
Пошло, закрутилось обычным чередом домашнее вечернее время – пришла из магазина разгоряченная морозцем Ленка, самую малость подгорели котлеты на сковороде, криком выплеснулись в кухонное пространство людские телевизионные страсти из программы «Пусть говорят».
Именно в разгар этих страстей и влетел на кухню Влад – она вздрогнула, не ожидая его появления.
– Лиза, где Макс? – бросил в лицо вопросом.
Пожала плечами, уставилась на него удивленно – слишком уж интонация вопроса была странной, почти угрожающей. И глаза... Никогда она у него таких глаз не видела. Плавало в них что-то неуправляемое, гневное, едва сдерживаемое.
– Не знаю... А что?
– Где он, я спрашиваю?
– Так в институте, наверное... А может, с Машей гуляет... Да что случилось, Влад?
– Ничего... Ничего не случилось. Просто... я с ним поговорить хотел. Извини, Лиза.
– Ты ужинать будешь?
– Нет... Не знаю. Потом...
Разделся в прихожей, ушел в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Вскоре на кухню приплыл едва уловимый запах табачного дыма, принюхалась, пошла на него, как собака-ищейка – еще чего не хватало, в доме курить! Давно ведь договорились – пока Сонечка растет, чтоб и духу табачного в доме не было! Открыла дверь, заглянула в спальню... Точно, стоит под открытой форточкой, курит.
– Влад... Ты что, договорились же...
– Да, да, извини... – оглянулся нервно, держа в пальцах сигарету. – Все, больше не буду.
А пальцы-то дрожат... Что это с ним? Натянут весь как пружина, и глаза по-прежнему блестят сумасшествием...
В прихожей хлопнула дверь, будто подхлестнула ее удивленно-тревожное состояние.
– Влад... Там вроде Максим пришел. Иди встречай, ты же хотел с ним о чем-то поговорить!
– Да. Я поговорю. Потом, потом, Лиза... Иди, у тебя на кухне что-то горит...
Ничего у нее на кухне не горело. Но все равно развернулась, послушно отправилась на кухню, бросив уже раздевшемуся в прихожей Максиму:
– Ужинать будешь, сынок?
– Нет, мам, я в кафе поужинал...
– Там отец рвется поговорить с тобой о
– Да? Ну что ж... Если рвется, то поговорим, конечно...
И опять будто кольнуло холодком в солнечное сплетение – что-то услышалось в голосе Максима чужое, насмешливое, похожее на злую строптивость. Хотя – чему тут удивляться? Видно, так и не сумел простить обиды за мать... Интересно, а родному отцу простил бы? Нет, все-таки несправедливо устроены человеческие отношения – уж как старался Влад все эти годы парню отцом быть... И ведь был, точно был, ни разу меж ними черная кошка не пробежала! Даже в опасный подростковый период Влад запросто мог подобрать к парню ключик...
Отдавшись своим грустным мыслям, она не сразу поняла, отчего так резанул по сердцу шум голосов, доносящихся из комнаты Максима. Нет, голоса мужа и сына не были громкими, они были... слишком уж напряженными, отдающими тревогой близкого скандала. Так, с удивленной болью в сердце, и побежала рысью туда, к этим голосам, и, прежде чем рвануть на себя дверь, услышала обрывок брошенной Максимом злой фразы:
– Да, встречаюсь, и что? Права не имею, да? Это мои личные дела, понял? С кем хочу, с тем и встречаюсь!
Они стояли друг против друга, слишком близко, глаза в глаза. И замолчали оба на полуслове, глянув на нее со злой досадой. Именно эта досада и всплеснулась у нее в голове горестным осознанием – как-то сразу, вдруг поняла, о каких сыновних личных делах идет речь... Все вдруг связалось в мозгу быстрыми узелками-догадками, и моментально вплелось в них это коварно перекатывающееся мягким знаком имя – Эльза...
– Ты... Да ты... Как же ты мог, Максим? Ты это... сам так придумал, да? – видимо, не отдавая себе отчета в двусмысленности положения, яростно прошипел Влад, хватая Максима за грудки.
Наверное, ей надо было сказать что-то, остановить как-то эту дурную в своей оглушительной ярости мизансцену, да только напало вдруг странное онемение – ничего тело не чувствовало, провалилось в паралич изумления. И очнулось, когда послышался за плечом дрожащий Ленкин голосок:
– Папа, Макс... Вы что... Вы что делаете?!
– Влад, прекрати сейчас же! Очнись, Влад, отпусти его, ты что творишь? – проговорила хрипло, шагнув к Владу и хватая его за плечо.
Оно тряслось мелкой горячей судорогой, тряслось болью, потерей сознания, тряслось сумасшествием, да бог еще знает чем трясется весь организм в минуту нахлынувшей ярости. Слепой ярости, неуправляемой, неосознанной.
– Пусти... Пусти меня, слышишь? – коротко скосив на нее глаз, почти спокойно проговорил Максим. – Успокойся, ну... Говорю же – это мое личное дело... Ну хочешь, я уйду сейчас?
– Куда, куда ты уйдешь? Максим! – смешно взмахнула она руками, как курица. – Что значит – уйдешь? Куда это ты уйдешь?
– Да не бойся, мам... Ничего, пойду погуляю немного, не волнуйся.
Влад, словно услышав наконец их голоса, быстро разжал руки и будто встряхнулся, сбрасывая с себя остатки ярости, глянул сквозь нее пустыми глазами. Еще раз тряхнул головой, словно вспоминая – что ж это с ним было сейчас...