Слеза
Шрифт:
— Как это нас касается?
— Ранимость — это не самое худшее качество в мире. У тебя есть поддержка. Ты можешь доверять мне. Я готов подставить свое плечо, на которое ты сможешь опереться или быть тем, кто подаст тебе салфетки.
— Я сделана не из камня. — Она снова стала защищаться. — Я плачу.
— Нет, ты не плачешь.
— Я плакала на прошлой неделе.
Брукс выглядел шокированным.
— Почему?
— Ты хочешь, чтобы я заплакала?
В его глазах был холод.
— Это было когда в тебя врезались? Я должен был знать, что ты не заплачешь из-за меня.
Он пригвоздил ее взглядом, вызывая клаустрофобию. Желание поцеловать его ушло. Она посмотрела на часы.
—
— Еще десять минут. — Он сделал паузу. — Мы… друзья?
Она посмеялась.
— Конечно же мы друзья.
— Я имею в виду, мы только друзья?
Эврика потерла свое больное ухо. Ей было трудно смотреть на него.
— Я не знаю. Смотри, мне на следующем уроке нужно представить доклад о 64-ом сонете. Я должна взглянуть на свои записи. «Время унесет мою отраду», сказала она британским акцентом, намереваясь рассмешить его. Не сработало. — Между нами все хорошо, — проговорила она. — И это самое главное.
— Да, — сухо сказал Брукс.
Она не знала, что он хочет от нее услышать. Они не могут вот так метаться от поцелуев к спорам и опять к поцелуям. У них хорошо получалось быть друзьями. И Эврика хотела сохранить все именно так.
— Ну, тогда увидимся позже? — Она шла спиной вперед, лицом к нему, когда направлялась обратно внутрь.
— Подожди, Эврика. — Брукс позвал ее по имени именно в тот момент, как дверь распахнулась и кто-то врезался ей в спину.
— Ты что не умеешь ходить? — спросила Майя Кейси. Она завизжала, когда увидела Брукса. Эврика знала, что она была единственным человеком, кто мог устрашающе прыгать. А также единственным человеком, чьи брюки формы Евангелии облегали ее тело, словно развратная перчатка.
— Вот ты где, малыш, — Майя что-то пролепетала Бруксу, но смотрела на Эврику, посмеиваясь глазами.
Эврика старалась игнорировать ее.
— Ты собирался что-то еще мне сказать, Брукс?
Она уже знала ответ.
Он поймал Майю, когда она непристойно бросилась к нему. Его глаза едва виднелись из-под макушки ее черных волос.
— Неважно.
Глава 16
Крикун
Как и остальные дети в Евангелии, Эврика уже много раз была в научном музее Лафайетта на Джефферсон Стрит в центре города. В детстве эти экскурсии завораживали ее. Она знала, что только там можно увидеть камни из доисторической Луизианы. Хотя она видела их уже сто раз, в четверг утром она садилась на школьный автобус с классом по землеведению, чтобы увидеть их в сто первый раз.
— Это будет круто, — сказал ее друг Люк, когда они спускались по ступенькам автобуса и собирались на подъездной дороге перед входом в музей. Он указал пальцем на афишу с надписью «Послания из глубины», белые шатающиеся буквы которого заставляли подумать, будто они находятся под водой. — Она из Турции.
— Уверена, кураторы музея найдут способ разрушить ее, — сорвалась Эврика. Ее разговор с Бруксом был настолько неприятным, что она перестала выносить всех парней.
У Люка были рыжие волосы и бледная, светлая кожа. Когда они были маленькими, они вместе играли футбол. Он был по-настоящему хорошим человеком, который провел бы всю свою жизнь в Лафайетте и был бы этому счастлив, как камбала. На мгновение он взглянул на Эврику, возможно вспоминая, что она была в Турции вместе со своей мамой, которая теперь мертва. Но ничего не сказал.
Эврика повернулась от него, уставившись на пуговицу на своей школьной блузке, как будто она была из другого мира. Она знала, что «Послания из глубины» — отличная экскурсия. Отец водил близнецов на нее две недели назад. Они до сих пор пытались заставить ее сыграть с ними в «кораблекрушение» с подушками и
Эврика не могла винить Уильяма и Клэр за их бесчувственность. На самом деле она ценила это. Вокруг Эврики было очень много осторожных перешептываний, которые ощущались как пощечина. Например, игра «кораблекрушение» или даже тирада Брукса все еще были свежи в памяти. Они изображали веревки, выброшенные для спасения тонущей девочки, в противоположность Роде, которая вздыхала и гуглила «посттравматическое стрессовое расстройство у подростков».
Вместе со своим классом, окутанным сыростью, Эврика ждала приезда автобуса из другой школы, чтобы экскурсовод мог начать экскурсию. Ее одноклассники прижимались к ней со всех сторон, создавая удушающий блок. Она уловила клубничный запах шампуня Джен Индест и услышала болезненное дыхание Ричарда Карпа от сенной лихорадки. Она хотела, чтобы ей было восемнадцать, и чтобы она работала официанткой в другом городе.
Она никогда не признается в этом, но иногда Эврика думала, что была обязана начать новую жизнь где-нибудь еще. Катастрофы были как больничные, которые ты должна была в состоянии пережить любым способом. Эврика хотела поднять руку и объявить, что она очень, очень больна, и после этого навсегда исчезнуть.
В ее голове раздался голос Майи Кейси: «Вот ты где, малыш».
Она хотела кричать, бежать, сравнять с землей любого одноклассника, который встанет на пути между ней и лесом в городском парке Нью-Иберии.
На парковку заехал второй автобус. По ступенькам автобуса спускались парни из Вознесенской старшей школы, одетые в темно-синие пиджаки с золотыми пуговицами, и собирались недалеко от ребят Евангелии. Они не общались друг с другом. Вознесение была богатой и одной из сложнейших школ прихода. Каждый год в газете печаталась статья о том, как ученики этой школы поступили в Университеты Вандербильта или Эмории или какое-нибудь другое шикарное место. Они получили репутацию скрытых всезнаек. Эврика никогда не задумывалась о репутации Евангелии — школа для нее казалась такой обычной. Но когда ребята из Вознесения сканировали глазами Эврику и ее одноклассников, она заметила, как понижает себя до какого-то стереотипа, который мальчики выстроили у себя в голове по поводу Евангелии.
Она узнала одного или двух парней Вознесения из церкви. Несколько ребят из ее класса помахали нескольким ребятам с этой школы. Если Кэт была бы здесь, она шептала бы себе под нос грязные комментарии, типа какое «большое достоинство» у Вознесения.
— Добро пожаловать, ученые, — раздался голос молодого экскурсовода. У нее были светло-коричневые волосы, подстриженные под «горшок», а одета она была в мешковатые бежевые брюки, одна штанина которых была завернута до лодыжки. Ее прибрежный акцент придавал ее голосу звучание кларнета. — Меня зовут Маргарет, я ваш гид. Сегодня вас ждет потрясающее приключение.
Они последовали внутрь за Маргарет, вытягивали руки для того, чтобы на них поставили печать «LSU Тайгерс», обозначавшие что за них заплатили, и затем собирались в вестибюле. Клейкая лента на ковре обозначала ряды, возле которых они должны стоять. Эврика как можно дальше назад отошла от толпы.
Вдоль стен из шлакоблока блекли арт-проекты из плотной бумаги. Видимый поворот к планетарию напомнил Эврике о лазерном шоу Пинк Флойда, на который она ходила вместе с Бруксом и Кэт в конце десятого класса. Она принесла мешочек попкорна из темного шоколада, приготовленный отцом, Кэт стащила бутылку плохого вина из заначки своих родителей, а Брукс принес для них разукрашенные маски домино. На протяжении всего шоу они смеялись сильнее, чем каменные ребята из колледжа позади них. Они были настолько счастливы в этот день, что Эврика хотела умереть.