Слеза
Шрифт:
Она никогда не бегала по этой узкой дорожке, неравномерной земле. В темные часы перед рассветом она наполнялась странной, неуловимой привлекательностью. Ей нравилось то, как все еще держался мрак ночи и пытался затмить туманное утро. Ей нравилось то, как Поларис сиял, словно зеленая свеча в облачном небе. Если даже ее операция окажется бессмысленным, если даже она придумала себе призывы птички за своим окном, Эврика убедила себя в том, что бег был намного лучше для нее, чем лежать в постели, злиться на Брукса и жалеть себя.
Она преодолела дикие папоротники, лозы камелии
Мадам Блаватская стояла, слегка прислонившись к стволу ивы, ее копна рыжеватых волос сияла во влажности воздуха. Она стояла лицом к реке и курила длинную, скрученную вручную сигарету. Ее красные губы сморщились на птичку. — Браво, Поларис.
Добежав до ивы, Эврика ослабила темп и опустилась под крону дерева. Тень покачивающихся веток укутывала ее, как неожиданные объятия. Она не подготовилась к радости, которая появилась в ее сердце при виде Мадам Блаватской. Она почувствовала необъяснимое желание подбежать к этой женщине и обнять ее.
Ей не послышались эти призывы. Мадам Блаватская и правда хотела ее видеть — и, Эврика поняла, она тоже хотела видеть Мадам Блаватскую.
Она подумала о Диане, насколько близко к жизни казалось ее мама в этом сне. Эта пожилая женщина была ключом к единственной двери, которая осталась у Эврики, ведущей к Диане. Она хотела, чтобы Блаватская воплотила в жизнь невозможное желание, но что женщина хотела от нее?
— Ситуация поменялась. — Мадам Блаватская похлопала по земле около нее, где она разложила коричневый одеяло. Лютики и люпины, растущие здесь, окружали покрывало. — Прошу, присаживайся.
Эврика села скрестив ноги рядом с Мадам Блаватской. Она не знала, как ей сесть, то ли лицом к ней, то ли к воде. Мгновение они наблюдали, как белый журавль взлетает вверх с песчаной отмели и скользит по реке.
— Это насчет книги?
— Дело не в самой книге, а скорее в ее хронике, которую она содержит. Она стала — Блаватская медленно затянула свою сигарету — слишком опасной, чтобы посылать ее через почту. Никто не должен знать о нашей находке, ты поняла? Ни один неосторожный интернет хакер, ни тот твой друг. Никто.
Эврика подумала о Бруксе, который уже не был ее другом, но еще был, когда проявлял желание помочь в переводе книги.
— Вы имеете в виду Брукса?
Мадам Блаватская взглянула на Полариса, который устроился на лоскутном одеяле, покрывающим ее колени. Он что-то прощебетал.
— Та девочка, с которой ты приходила ко мне в мастерскую, — проговорила Мадам Блаватская.
Кэт.
— Но Кэт никогда бы —
— Меньше всего, чего мы ожидаем от других, — это именно то, что они делают перед тем, как мы понимаем, что не можем больше им доверять. Если ты желаешь получить информацию из этих страниц, — сказала Блаватская, — ты должна
Еще одно чириканье Полариса заставило ее снова помассировать левое ухо. Она была не уверена, что ей делать с ее новым избирательным слухом.
— Клянусь.
— Разумеется. — Мадам Блаватская потянулась к кожаному ранцу за древним блокнотом в черном переплете с тонкими, грубыми страницами. Пока пожилая женщина переворачивала страницы, Эврика заметила, что они были забрызганы совершенно переменным почерком в огромном количестве цветных чернил. — Эта моя рабочая копия. Когда я закончу мое задание, я верну тебе «Книгу любви», и также два экземпляра моего перевода. А теперь — она пальцем открыла страницу — ты готова?
— Да.
Блаватская вытерла глаза ситцевым носовым платком и нахмурив брови улыбнулась.
— Почему я должна тебе верить? А ты хоть веришь в себя? Ты действительно готова к тому, что тебе предстоит услышать?
Эврика выпрямилась, пытаясь выглядеть более подготовленной. Она закрыла глаза и подумала о Диане. Нет никого, чьи бы слова изменили ее любовь к маме, и это самое главное.
— Я готова.
Блаватская потушила сигарету о траву и вытащила из кармана рюкзака маленький, круглый, жестяной контейнер. Она положила почерневший окурок внутрь к дюжине других.
— Тогда скажи мне, где мы остановились.
Эврика вспомнила историю Селены, то, как она нашла любовь в объятьях Лиандера. Она сказала:
— Единственное, что стояло между ними.
— Верно, — сказала Мадам Блаватская. — Между ними и вселенной любви.
— Король, — предположила Эврика. — Селена же должна была выйти замуж за Атласа.
— Кто-то действительно может подумать, что это и в самом деле препятствие. Однако, Блаватская уткнулась носом в книгу, по-видимому, это сюжетный поворот. — Она выпрямила плечи, постучала по горлу и начала читать историю Селены:
«Ее звали Дельфина. Она всем сердцем любила Лиандера.
Я хорошо знала Дельфину. Она родилась в грозу, ее мать умерла, и она воспитывалась дождем. Когда она научилась ползать, она спустилась из своей одиночной пещеры и пришла жить к нам в горы. Моя семья приняла ее в наш дом. По мере того, как она становилась взрослее, она начала соблюдать некоторые наши традиций, а некоторые отвергать. Она была одной из нас, но одновременно и порознь. Она пугала меня.
Годами ранее я случайно наткнулась на то, как Дельфина, прислонившись к дереву, обнимается с возлюбленным под луной. Пусть я и не разглядела лица парня, сплетники хихикали, что она держит в плену загадочного молодого принца.
Лиандер. Принц мой. Мое сердце.
— Я видел тебя в лунном свете, — признается он мне позже. — Я видел тебя до этого много раз. Дельфина очаровала меня, но я клянусь, что никогда не любил ее. Я уехал из королевства, чтобы освободиться от ее чар; я вернулся домой в надежде отыскать тебя.