Слезы, летящие к небу
Шрифт:
Творец мира вошел в этот сотворенный Им мир и стал Человеком, не прекращая быть Богом. Как такое чудо стало возможным – тайна Боговоплощения, недоступная даже ангелам.
Поэтому не стоит смущаться своим непониманием смысла догматов. Они – лишь свидетельствуют о тайнах Божественного Бытия, но никогда не претендовали даже на попытку их раскрытия.
Рецидив старой болезни
Честертон в романе «Шар и крест» с легкой иронией изобразил православного отшельника, который «…не зная печали, жил в своей окруженной горами хижине, обличая ереси, последние приверженцы которых переказнили друг друга 1119 лет тому
Источник ересей – человеческий разум, пораженный грехом и гордыней. Во все времена человек, читая Евангелие, сталкивается с Тайной. И во все времена подстерегает его искушение: объяснить необъяснимое, раскрыть сокровенное, постичь непостижимое. А углов, которые можно попытаться спрямить, в Евангелии не так уж и много. Поэтому создатели новых «христианских учений» тешат себя мыслью о собственном новаторстве лишь в силу плохого знания церковной истории. И если сегодня посмотреть внимательнее на любое неправославное учение, именующее себя «подлинно христианским», легко можно убедиться, что в основе этого учения лежит концепция одной или сразу нескольких древних ересей.
За примером далеко ходить не надо. Гениальный русский писатель Лев Николаевич Толстой создал свою трактовку христианства, по которой Христос был не Богом, а человеком, стремящимся к добру. Толстой отредактировал Евангелие, выкинув оттуда все упоминания о чудесах, совершенных Иисусом; окончательно разругался с Православной Церковью, пытавшейся его образумить; сбил с толку небольшую часть русской и зарубежной интеллигенции, спутавшей его авторитет писателя с пророческим даром. Умер он, будучи отлученным от Церкви, с сомнительной славой создателя новой религии (которая после его смерти довольно быстро завяла, так и не получив широкого распространения).
А ведь, по сути, Лев Николаевич всего лишь повторил учение Ария, причем – в той самой, упрощенной версии «для бедных», которую тот распространял когда-то по александрийским кабакам. И сама идея толстовства: «Христос – не Бог», и вывод из нее: «Мы тоже можем уподобиться Христу, делая добро», – почти буквальная копия того, что когда-то говорили о Христе ариане: «Не потому избрал Его Бог, что у Него было нечто особенное и преимущественное пред прочими существами по природе и не в силу какого-нибудь особого отношения Его к Богу, но потому, что, несмотря на изменчивость Своей природы, Он чрез упражнение Себя в доброй деятельности не уклонился ко злу. Если бы равную силу явили Павел или Петр, их усыновление ничем бы не отличалось от Его усыновления».
Арий утверждал, что Христос – «Сын Божий не по существу, а по усыновлению», что «мы, как и Христос, можем сделаться Сынами Божиими, но только по имени». Все эти рассуждения мало чем отличаются от толстовства и очень напоминают вопли киплинговских бандерлогов, впервые увидевших Маугли: «Он такой же, как и мы! Только – без хвоста!».
К чему мы призваны?
«Не всякому, говорю вам, можно философствовать о Боге, не всякому! Это вещь не дешевая и не для пресмыкающихся по земле!..Итак, не всем это доступно, а только тем, которые испытали себя и провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили душу и тело, или, по крайней мере, очищают. Ибо для нечистого может быть небезопасно прикоснуться к чистому, как для слабого зрения – к солнечному лучу».Эти грозные слова Григория Богослова, сказанные
Для неспециалиста же – вполне достаточно знания того догматического минимума, который Церковь признала обязательным для всех своих членов. Этот минимум – Символ Веры, который христианин читает при крещении, а потом ежедневно повторяет в утренних молитвах.
Для того, чтобы пользоваться компьютером, совсем не обязательно изучать программные коды, а любитель симфонической музыки далеко не всегда разбирается в политональных наложениях. Так и православный Символ Веры – надежное догматическое оружие христианина для отражения ложных мнений о Боге и свидетельства своей верности Церкви.
Православие не тождественно учебнику по догматическому богословию, а внутреннее содержание христианской веры не сводится к ее оборонительным рубежам, как московский Кремль не сводится к кремлевской стене. Поэтому теоретическое знакомство с православной догматикой мало что может дать человеку, желающему понять, наконец, в какого же Бога веруют христиане. В Церкви для истинного познания Христа всегда существовал совсем иной путь и иные критерии: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди. Кто говорит: «я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины…» (1Ин. 2, 4–5).
Основа подлинного христианского богословия – жизнь по заповедям Христовым. Вот к какому способу Богопознания во все времена призваны абсолютно все христиане, без каких бы то ни было исключений. И лишь практический опыт христианской жизни может стать для человека ключом к правильному пониманию православной догматики.
Но даже если христианин не станет углубляться в подробности своего вероучения, он все равно обязательно познает Бога по слову свт. Игнатия (Брянчанинова): «Исполняй заповеди Господа – и чудным образом увидишь Господа в себе, в своих свойствах».
Попытавшийся жить по заповедям человек вдруг начинает видеть помощь Бога в самых обычных своих делах, чувствовать, как Бог поддерживает его в трудную минуту, как аккуратно и заботливо участвует Бог в его жизни. И этот опыт дает человеку понимание Бога, несопоставимое ни с каким знанием догматических тонкостей. Как для засыпающего ребенка мама становится ближе и понятней через простое движение ее руки, ласково поправляющей на нем сползшее одеяло.
Православие сегодня: есть ли смысл в традиции?
Восполнение любви
Для чего люди вступают в брак? Вопрос, казалось бы, совершенно бессмысленный, так как в брак вступают вовсе не «для чего», а как раз – «потому что». Потому что любят друг друга, потому что не мыслят своей дальнейшей жизни без любимого человека рядом. С этим трудно не согласиться. Брак – закономерное следствие взаимной любви мужчины и женщины. В этом смысле он самоценен, и не нуждается в дополнительных обоснованиях.