Слёзы Пасифаи по быку

Гиливеря Николай

Вопреки собственной логике Рафаэль передумал переступать порог сейчас, сев за ближайший столик в свободную позу щёголя. Как полагается в такие моменты, рука незаметно, обходя мысли хозяина, потянулась в карман за сигаретой. В момент, когда лёгкие вытолкнули первую порцию дыма, Рафаэль очнулся, виновато ища пепельницу.

Ближе к фильтру послышалось неторопливое клацанье женских каблуков. Звук отдавался глуше, чем от «столбика» или тех же «ковбоек», значит, большая вероятность, что приближающиеся ножки обуты в трапециевидный тип. Как хорошо мужчина может разбираться в подобных мелочах, имея предрасположенность,

а может и вовсе тайное желание быть одним из видов этой чудесной детали в обуви.

В дальней части сквера показалась классическая форма горничной, а через миг проявились и черты лица, напоминающие своею скромностью ромашку. Девушка несла в руках маленькое блюдце, предположительно чёрного цвета, но имеющее местами более светлые разводы.

Рафаэль машинально попытался скрыть дотлевающий бычок, опустив руку вниз. Девушка с еврейским профилем молча села на свободный стул. Блюдце же она поставила на середину стола.

– Это пепельница? – спросил Рафаэль, хотя и сам прекрасно видел четыре дугообразных отверстия на стеклянном квадрате.

– Да.

– Благодарю. Я уж и не знал, куда выбросить.

– Ну, скорее всего, попытались бы найти мелкий зазор в стене.

– Нееет, что вы… – Предательская улыбка подростка, которого взрослые застукали за мелким хулиганством, смущённо просияла на лице.

– Как скажете.

– Вас как зовут?

– Мария.

– Вам не кажется, Мария, что с цифровизацией населения и обесфамливанием люди стали будто бы чуть ближе – теперь они говорят при знакомстве друг другу только имена; но в то же время эта близость стала фрагментом ещё большего льда? Нас словно лишили семейного ордена, который мы могли ставить хоть и баррикадой, но вежливой.

– Вы всегда так знакомитесь с людьми?

– Просто поддаюсь ежесекундному порыву.

– Я считаю, что первостепенный лёд, как вы выразились, успел вырасти до подводного корневища айсберга ещё на этапе жадности предводителей племён, стремившихся оградить своё нажитое добро высоким забором. Вы окурок выкиньте, пожалуйста.

– Угу, продолжайте. – Рафаэль не глядя исполнил вежливый приказ, продолжая визуальный контакт с новой знакомой.

– Вполне становится очевидным, что происхождение традиций, отличимые представления о высшем разуме, да и элементарные декоративные детали в разных аспектах – попытка поддержать самолюбование. Все вожди это знали, все цари, президенты… но для народа это уже культура.

– Ну а как же невозможность первичной коммуникации племён, путь вынужденного обособленного быта в рамках погодных условий той или иной местности?

– Это тоже.

– Но вы назвали «первостепенным льдом» вещи, которые имеют место быть позже по хронологии.

– Да, я это сделала. – Рот Марии растянулся сначала в хорошенькой улыбке, а затем девушка рассмеялась. – Простите, Рафаэль, я ведь не смыслю в таких вещах.

– Ха, зато как серьёзно вы всё это говорили, просто загляденье!

– Хотелось самую малость впечатлить гостя.

– У вас получилось, учитывая, что зерно правды есть в ваших измышлениях.

– Сигаретой не угостите? Не успела взять свои, торопилась предотвратить ваши умыслы.

– Да, разумеется. Держите.

– Спасибо.

– Значит, следили за мной?

– Не совсем, шла по коридору между делом.

– Работаете здесь?

–

А сами как считаете?

– Ну, мало ли, вдруг вам нравится чёрный и белый цвета, а в довершении вы просто любите униформу.

– …

– Вы назвали меня по имени.

– О вашем приезде весь персонал знает. Тут вам не какая-то чахлая конторка без лицензии.

– Последний докучливый вопрос можно?

– Валяйте.

– Кто был архитектором этого ансамбля?

– Вам не понравилось, я угадала?

– Угадали. Но…

– Есть у нас тут один пожилой дядечка, предполагаю скорейшую вашу дружбу как раз на почве отвращения.

– Отрадно слышать.

– Но вот имени, а тем более паспортных цифр архитектора я не знаю. Если так сильно интересно, то спросите потом главного заведующего.

– Вы уже докурили… Пепельницу унесёте?

– Унесу. По поводу «где курить?» не переживайте. С правилами вас ознакомят. Тут их, к слову, не так много. Полная свобода и всё в таком роде. Вы собрались с духом? Пойдёмте.

Классицизм. Запах свечек. Эхо. Музейный зал. Поталь. Не вяжущаяся эклектика.

Набор ассоциаций зароился в голове, жадно насыщаясь новыми впечатлениями. Слабость к архитектуре сродни слабости к книгам. Всё трогаешь взглядом, принюхиваешься, да фантазируешь, вырабатывая эндорфин.

Интерьер действительно имел мало общего с внешним видом, хотя намёк на «in one style» всё же имелся, спрятанный в деталях на самой поверхности. Открывшееся внутреннее убранство перекликалось с храмами, ставшими музейным достоянием стран востока: расширенные подпружные арки и их звездообразные очертания в проекции, которые историки связывали с балканским влиянием. Но зачем всё это именно здесь?

Просторный главный зал с мраморной плиткой цвета слоновой кости под ногами. Расписанные образами стены, казалось бы, святых, но в то же время ни один из них не воскресал в памяти. Получалась пародия на светский уклад со вкусом нового века. Выложенные по краям стен орнаменты. Широкая лестница с бархатной обшивкой и чёрными плитами по бокам, а балюстрада и вовсе позолочена. В довершении ко всему – дикая деталь в виде трёхъярусной кубической формы, угрожающе застывшей над головой. Удерживающую конструкцию с этого ракурса не видно, зато у ближайшего куба можно разглядеть предметы меблировки в виде трёх огромных вытянутых столов (квалифицирующиеся словом «банкетные»), и утыканные к ним квадратики-стулья. Несколькими черточками обозначены человеческие ноги, а ещё одна пара шустро передвигается, обслуживая немногочисленных, судя по всему, обедающих. Ярусы выше с таким зрением детализировать не удаётся.

Подводя итоги, имеющееся убранство можно было окрестить архитектурным богохульством очень богатых людей, не имеющих понятия о лаконичности, преемственности и уместности. Рафаэль смотрел на всё это с открытым ртом, не скрывая удивления.

Мария успела ретироваться, оставив гостя на старшего администратора. Ещё молодой сорокалетний мужчина в чёрном, на современный лад костюме, с достоинством в походке спускался к Рафаэлю, улыбаясь гостю, хоть тот на него и не смотрел. Выбритое лицо с тёмными глазами не поддавалось адекватной оценке. Ходячий манекен, современный робот, либо выдрессированный профессионал, держащий взаперти собственный «голос».