Слезы Турана
Шрифт:
Знакомая песня насторожила Ягмура и ему подумалось о лихой наезднице… Юноша приподнялся и прислушался.
Дервиш подул на угли, огонь взлетел выше. Полетели искры.
— Ты хочешь знать мастерицу, соткавшую из слов такой ковер? Слушай:
ВВот сколько мне пришлось прожить, чтобы узнать ответ на твой вопрос.
— Почтеннейший, я знаю смысл игры этих слов: когда-то мастер Айтак говорил, обучая меня, что загадка делит год на четыре части… на месяцы и дни.
Дервиш отодвинулся от огня.
— Ты назвал имя старого уста… Айтака? Тропы каких страданий сблизили вас?
Ягмур насторожился.
— Печать преданности очень похвальна на лице воина, мой сын!.. Но пусть птица недоверия не садится на ветки твоей души, — продолжал дервиш. — Яловая корова… мычит, но никогда не телится для доносчиков султана.
— Мычащие… говорят на пальцах. А язык немых бывает многим понятен, — отозвался Ягмур.
— Не смейся, джигит, над другими, а то посмеются и над тобой, — упрекнул дервиш.
— Знай же, я скорее доверюсь мечу, рана от которого заживает, а не языку… Слово убивает.
— Тоже верно! Поэтому, не сосчитав, не говори слово «тысяча!»
— О, лукавый человек, увлекая меня в словесную битву, ты утаил имя ковровщицы.
Дервиш помолчал, положил в рот былинку лука, кусочек сухой лепешки и долго жевал.
— Теперь я вижу, что доброе имя ювелира Айтака ты оберегаешь, как свое сердце. Мне хочется верить…
Ягмур протянул старику кинжал в серебряной оправе.
— О, сын мой! — прошептал старик. — Это как бы новая строчка из стихов о жизни славной Аджап. Да поможет аллах восходящей звезде Хорасана и наша молодая поэтесса засверкает алмазом в короне поэзии Турана. Что с тобой? Ты вздрогнул и побледнел, мой сын?
— Нет… Нет! Становится прохладно… А ты не ошибся, добрый человек, идущий из Мекки, восхваляя хорасан-ку словами, достойными придворного, поэта?..
— О, если ты знал Айтака, у тебя будет еще время убедиться в правде моих слов.
— Да, — вздохнул Ягмур, — птичий язык понятен птицам!..
— А ты слушай дальше, джигит. Айтака и я знал… Расскажешь еще про него — жалеть не будешь.
Ягмур молча достал из-за щеки кольцо и протянул дервишу.
Старик внимательно рассмотрел при свете огня письменные знаки на литом золоте и, протянув кольцо обратно, добавил:
— Теперь надо верить… и заботиться о тебе, джигит. — Дервиш еще больше понизил голос. — Всегда помни: бойся человека с лицом, испорченным оспой…
— Да ниспошлет аллах счастье и радость! — услышал Ягмур старческий голос.
Рядом стоял худой, сгорбленный человек в рубище. Два больших сизых рубца пересекали
— Сын мой, — обратился он к юноше, — если глаза мои еще видят и я не ошибся, то ты приехал из страны, которая не так уж близка? И радости, видно, не частые гости в твоем доме. Раздели, юноша, этот ужин со мной. Уважь старика.
Ягмур пододвинулся к костру. Кто-то подбросил сухого навоза и пламя заплясало ярче.
Огромный двор караван-сарая окружала высокая глинобитная стена. По сторонам расположены конюшни, привязи и стоянки для верблюдов. В отсветах костра араб в черном полосатом халате укладывал на колени одногорбого верблюда. Чуть подальше — нубиец пересчитывал вьюки. В низких мазанках караван-сарая вспыхивали светильники, а у лестницы горели факелы. Посреди двора, в больших медных котлах готовилась еда для гостей. Хозяин, высокий бородатый тюрк, расхаживая между котлами, придерживал вислый живот.
— Воздадим всевышнему за пищу! — прогнусавил дервиш.
— Благодарю, почтеннейший, — ответил Ягмур. — Но мне не до ужина!..
— Мир и благоденствие! — вдруг услышал Ягмур льстивое приветствие.
— Инш аллах! — ответил дервиш, чавкая беззубым ртом.
— Почтенный Абу-Муслим! — обратился подошедший к старику. — Люди нашего костра просят тебя рассказать им: правда ли, что священный Мерв когда-то назывался столицей мира? И если это правда, да благословит аллах твой священный ум… Разреши нам присесть к огню, обогревающему твое достойное тело!..
Из темноты выступили четверо дайхан, и прижимая руки к груди, губам и лбу, склонив головы в знак признательности и уважения, подсели к костру.
Дервиш отхлебнул из покривившейся кожаной пиалы, поблагодарил аллаха за пищу и ответил:
— Есть много сказаний о великой и нерушимой опоре правоверных, о звезде Турина — Мерве. Да оградит его аллах на тысячу лет от войн и страданий! Говорят, что место для него указал своим посохом сам пророк. Другие утверждают, что волею аллаха здесь поселились гурии, которых привез с собой Искандер-великий, в честь которых он и велел заложить город. Третьи говорят, что город строил мастер Тахамурат, чьи руки возводили стены великого Вавилона.
— Скажи, уважаемый, — спросил один из пришельцев, — правда ли, что глина для стен нашей столицы замешана на людской крови и скреплена костями?
Дервиш на минуту умолк.
— Эй, люди, кто разрешил этим шелудивым ослам развести огонь там, где он гореть не должен? Или я зря плачу вам деньги? А ну, пошли вон! — и головешки костра разлетелись в стороны, ярко освещая заросшее лицо хозяина караван-сарая.
Увидев у костра дервиша, хозяин начал выгонять его за ворота:
— Кто опирается на кривую палку, сам становится кривым. Познал ли ты высокую истину в святых местах? Или снова будешь мутить сельджукидов?