Слезы в раю
Шрифт:
Посередине, на самой площадке, расположились беженцы, расстелив ковры и матрасы.
Армяне снова оказались вне дома, ощущение на генетическом уровне приближающейся смерти не покидало их – состояние страха и печали.
В нише, где разместились Соня, Марат и бабушка Нунэ, были и Гаянэ, недавно ставшая женой Самвела, её восемнадцатилетняя сестра Лусинэ и дед Гурген, который приходился родным братом бабушки Гаянэ.
Обустройство цокольного этажа церкви под бомбоубежище шло полным ходом. Руководил всем тот самый священник, который венчал Самвела. Его звали Тер Саак. Высокий, спокойный и уравновешенный мужчина, он старался помочь каждому.
Марат был одним из нескольких молодых парней, находящихся в церкви. Все здоровые мужчины от 18 до 60 лет либо помогали пострадавшим в городе, либо с оружием в руках шли на границу, от чего ему становилось не по себе. Чувство стыда накатывало на парня, но он, пытаясь найти себе оправдание, прокручивал в голове мысли, что не служил в армии и не держал в руках оружие. Да что там оружие? Марат в жизни дрался всего 2–3 раза… Он был сыном профессора, работал в интеллектуальной сфере. Пусти Марата на какую-нибудь викторину, там он бы поборолся, а на войне… это точно не про него. Хотя можно было бы выйти на улицы помогать, как это делал Самвел. Но Марат гость тут. Он и город особо не знает. Какой от него толк?
С такими мыслями парень пришёл к выводу, что он будет помогать людям здесь, в бомбоубежище.
К вечеру церковь была полна народу. Тер Саак всем нашёл место. Все разместившиеся друг друга знали – через кого-то или понаслышке. Складывалось впечатление, что все присутствующие представляли собой одну большую семью. Все взяли в бомбоубежище что-то с собой и делился друг с другом. Дети вместе играли, жевали чурчхелу, которой кто-то принёс с собой целую коробку. Взрослые пили свежесваренный кофе, ели лаваш, угощали друг друга жингялов хац, фруктами, разной сдобой.
Около 23 часов приехали Самвел и Азат. С ними были несколько парней, чьи родные тоже прятались в церкви.
Самвел привёз матрасы, одежду, косметические принадлежности, посуду и целую кучу консервов, кофе, макароны и муку.
Гаянэ плакала. Девушка не успела выйти замуж, как тут такое… Нунэ быстро поставила варить кофе, все присутствующие стали закидывать ребят вопросами.
Азат был одет в военную форму, на плече у него висел калашников. Парень улыбался, казалось, что он доволен.
– Ты что радуешься? – прикрикнула на него Нунэ. – Война началась! Дома бомбят!
– Тётя Нунэ, мы вам новые дома построим! – с энтузиазмом воскликнул парень. – Мы отвоюем нашу землю, и нас признают независимыми!
– Никто нас не признает! – вдруг послышался звонкий голос.
Все обернулись, следом за ребятами в церковь зашёл, опираясь на трость, тот самый дед Масис. Люди зашептались, увидя его, а дед подошёл к нише, в которой сидели Марат с друзьями и родными. Все мгновенно вскочили, кроме старика Гургена.
– Здравствуй, Гурген! Как ты поживаешь? – спросил Масис, глядя на знакомого.
Гурген устало взглянул на спросившего:
– Как я могу поживать, Масис? Так же, как и ты… Спрашиваю у Бога, за что Он меня не забрал раньше? За что мои глаза должны это видеть?
– Ты думаешь, что это конец? – печально спросил Масис.
– Не знаю, Масис… – пожал плечами старик, – конца этому не будет никогда… Лишь бы русские с нами были… мы ведь совсем одни сейчас.
– Да-а-а-а, –
14
Джан [jan] – приставка к имени человека, дорогого сердцу. – Пер. с армянск.
– Конечно, Масис-джан! – засуетилась бабушка, а старик вдруг спросил, кивнув в сторону Марата:
– Внук твой?
– Да, – улыбнулась бабушка. – С Москвы приехал… с невестой…
– Как зовут? – спросил вдруг Масис.
– Марат, – ответил Марат.
Одновременно с Маратом представилась Соня:
– София!
– София… – задумчиво проговорил старик и, внимательно изучив Соню, сказал: – Извини за то, что Арцах тебя не смог достойно принять… Извини, но это не мы виноваты, что тут началось такое… Ты гостья, завтра машины будут отвозить всех в Ереван… Вам надо уехать.
– Да что вы? – виновато ответила Соня. – Лишь бы мир здесь был…
– Я вижу, что ты не армянка, – продолжал Масис, – в тебе нет армянской крови, ты здесь в гостях… Так зачем тебе рисковать, оставаясь под обстрелами? Надо быть разумней… вам, молодым, нужно беречь себя…
– Разницы нет, армянка я или нет! – вдруг смело воскликнула девушка. – Мой жених… и тут… его бабушка! Я буду находиться здесь до последнего, пока всё не закончится. Помогать буду!
Все были поражены самоотверженным словам Сони. Масис улыбнулся и, кивая головой, повернулся к Гургену, сказав ему на армянском:
– Ete ays agchka khosqerov khosum e ambogj Rusastane, uremn menq hastat et kpahenq mer Hayreniqe [15] .
– Новости начались! – крикнул вдруг кто-то, и все побежали к телевизору слушать выступление Араика Арутюняна.
Затаив дыхание, люди смотрели на экран, напрягая слух. Телевизор на всех, находящихся в церкви, был всего один.
Президент Арцаха рассказывал, что в направлении Талыша они потеряли некоторые позиции, но тем не менее их армия захватила одиннадцать единиц боевой техники, принадлежавшей вооруженным силам Азербайджана. Затем Араик Арутюнян объявил о том, что в Карабахе началась полномасштабная война, которой раньше ещё не было! Он призывал мирных жителей покинуть Арцах на время боевых действий.
15
Если губами этой девочки говорит вся Россия, то мы точно сможем отстоять свою землю. – Пер. с армянск.
В церкви послышались возгласы ужаса. Люди стали поддаваться панике, многие начали звонить родственникам в Армению и планировать свой отъезд.
– Я вас отправлю в Ереван, – тихо сказал Самвел, обращаясь к Нунэ. – Завтра рано утром выезжаем…
– Замолчи! – строго воскликнула бабушка, – Увози свою жену, а меня никто отсюда с места не сдвинет! Это мой дом и если я где-то умру, то только тут! – Она испепелила взглядом Самвела, потом посмотрела на Марата и добавила: – Уезжай! Тебе нечего тут сидеть… а Сонечке тем более…