Слезы звезд
Шрифт:
И тогда Танцующий, глядя на безразличные звезды и равнодушный город, начал тихонько танцевать. Так, чтобы не потревожить мирный сон горы, которая тоже была безучастна к нему.
Здравствуй, ночь. Сегодня одиноки мы с тобой. Но никто не отнимет у нас право излить друг другу свое одиночество.
Неизбывно оно. И нет ничего, с чем мы делились бы охотнее. И нет ничего, от чего так настойчиво бы отказывались те, кому мы предлагаем свою долю.
Как хотел бы я всей душой полюбить свое одиночество! Но для этого должно быть оно хоть немного ласковее со мной. Сейчас
На мои попытки отогнать его факелом дружбы, презрительно фыркает оно. Что ему свет и жар! Даже усы не опалит ему мой факел.
Самое жестокое одиночество испытывал я как раз в кругу друзей.
Ловушки любви обходит оно далеко стороной. Что ему эти ловушки! Оно само мастер их мастерить.
И в них попадаю я снова и снова.
На базарной площади и дружеском пиру, воспаряя к самым облакам и опускаясь на самое дно самой глубокой бездны — всегда чувствую я за своей спиной его когтистую лапу.
Не я властвую над ним, а оно надо мной. Оно входит в мой дом, как хозяин и господин мой. Тень его ложится на стены, и нету в мире тени страшнее.
Довольно урчит оно, видя тоску в моих глазах. И пока не насытится оно этой тоской, не уйдет на отдых. И даже когда показывает оно свою спину, рано вздыхать с облегчением. Вскоре я снова услышу, как оно царапает мою дверь.
Не прогнать и не одолеть его. Одиночество можно лишь полюбить и приручить через эту любовь. Но как много времени должно пройти, прежде чем эта кошка начнет есть из моих рук!
Так танцевал Танцующий на исходе ночи. И позади него танцевало его одиночество.
Однажды Танцующему сказали, что его учеником хочет стать один торговец.
— Почему же он сам не пришел ко мне, чтобы сказать это? — удивился Танцующий.
— Он не может оставить свою лавку. Придет, когда наступит вечер и можно будет прекратить торговлю.
Действительно, когда сгустились сумерки, пришел торговец. Он увидел, что Танцующий сидит на земляном полу и ест похлебку из черепка большого кувшина. Комната была пуста, лишь в центре был сложен из камней небольшой очаг. Поразился торговец такой бедности пророка, слава о котором бежала далеко впереди него самого.
— Почему ты живешь в такой нищете, Танцующий? Неужели у тебя нет друзей, которые подарили бы тебе хотя бы циновку, чтобы не сидел ты на земле?
Танцующий доел похлебку и выбросил черепок в окно.
— А почему ты пришел без своей мягкой кровати, без своих богатых товаров, без десятка овец, стоящих в твоем хлеву? Почему ты не взял с собой великолепные ковры, покрывающие стены и полы в твоем доме? Почему не приволок с собой всю кухонную утварь и дорогие кубки и блюда? Почему?
— Ты шутишь, Танцующий? Зачем мне тащить все это, если я пришел к тебе лишь на один вечер? Я гость…
— А я пришел в этот мир всего на одну жизнь, — сказал Танцующий. — И могу покинуть его в любое мгновение. Видишь, я тоже
Ты хочешь встать на путь свободного, но путь свободного заключается в слове «нет». А ты цепко держишься за свое «да». Ты хочешь быть охотником, но добыча твоя — добыча погонщика, а не охотника.
Потерять нужно все, чтобы обрести новое. И если кувшин полон, нужно опорожнить его, а потом наполнить вновь свежим вином. В твой кувшин не поместится ни капли новой истины.
Сердце твое и дом твой должны опустеть, прежде чем сделаешь ты следующий шаг вперед. Охотник твой должен сначала взять в руки метлу и вымести вон весь сор лишних вещей в доме твоем и сердце твоем. И лишь потом настанет время взять в руки лук и стрелы, чтобы начать настоящую охоту. Ведь самые мерзкие гады живут под замшелыми камнями и гнилыми бревнами.
Пусть отрицание будет твоей метлой. И пустота — твоей целью.
Подойти к самому краю бездны должен ты в своем отрицании. И когда даже свое «Я» станешь отрицать ты, значит готов твой дух к новой истине. И примет сердце ее, не потеряв ни капли.
О пустоте и пустотах танцую я, ибо это начало начал. Лишившись всего, ты обретаешь свободу идти по пути свободного. Тогда и путь твой будет легок. Ведь покорить неприступную вершину, можно лишь идя налегке. Если же несешь на своих плечах тяжкий груз забот и волнений, вещей и убеждений, веры и неверия, оценок и сомнений, привязанностей и привычек — не приблизишься ты и на волос даже к подножью горы. Лишние вещи в сердце твоем и доме твоем делают тебя лишним в этом мире.
Пустотой в пустоте должен стать ищущий свободы. Бежать в пустыню и там взрастить пустоту духа. А потом открыть сердце словам «ты должен».
Иди налегке, так танцую я! И пусть дух твой будет легче пуха.
Однажды к дому Танцующего подошла большая толпа жителей города по имени Печальная Собака. Они кричали и смеялись, пели и изрыгали проклятия… Не разобрать было ни одного слова в этом гомоне.
Наконец из толпы вышел один из старейшин города и поднял руку, призывая людей к тишине.
И так сказал он, обращаясь к Танцующему:
— Смуту ты принес, Танцующий, в наш город. Истина твоя родная сестра хаосу. Речи твои будоражат людей, но не просветляют их умы. Во мраке бродят те, кто слышал тебя. И в страхе перед мраком живут те, кто слышал о тебе и о твоей истине.
Но не призываю я тебя покинуть город Печальная Собака. Прошу я тебя лишь выйти на площадь и донести до многих свою истину, дабы прекратить кривотолки и смуту в сердцах.
И толпа закричала:
— Выйди на площадь, Танцующий! Донеси до нас свою истину! Станцуй нам на подмостках! И может быть, заработаешь ты несколько медяков!
— Зрелищ хотите вы? — спросил Танцующий. — Хорошо. Я буду танцевать на базарной площади. Но не об истине моей будет танец, ибо слепы останетесь вы к нему. А что толку танцевать для слепых! О вас, обещающие мне медяки, станцую я! И плакать заставлю я вас кровавыми слезами. И может быть так выйдет из вас дурная кровь!