Слезы звезд
Шрифт:
И еще о мести станцую вам я, — сказал, помолчав Танцующий. — После добродетели, мечтающей о награде за себя, месть самое мерзкое из того, на что способна душа ваша.
Жаждущий мщения отвращение вызывает у меня. Ибо в этой жажде нет ничего, кроме вопля: «Меня обделили при дележе!». Ядовитые пауки — так называю я жаждущих мщения. Жалят они яростно того, кто случайно наступит на них. И считают это своим предназначением.
Срази того, кто обидел тебя или уйди, но не унижай себя планами мести, — так танцую
Что за радость содрогаться от злости и презрения, вынашивая планы мести? Этот черный яд заполнит ваше сердце и сами не заметите, как станете одним из пауков в яме. Уходите туда, где сможете свободно дышать. И не называйте это бегством. Называйте это выбором свободного. Потому что не должен идущий по пути истины, уподобляться ядовитому пауку, жалящему исподтишка.
Горе тем, кто делает месть оправданием своего существования. Обречен он тащить на себе неподъемный груз, который раздавит его в конце пути, когда месть свершится.
Горе тем, кто делает игру из своей мести. Будет он проигравшим в этой игре.
Месть — удел слабых духом. Сильные не мстят, сильные пишут заново законы. И карают тех, кто эти законы нарушают. Но прежде всего, карают они самих себя. Это называю я путем и местью свободного. Ибо прежде, чем мстить обидчику, отомстите себе за то, что дали себя в обиду. Пусть эта месть свершится в первую очередь. И да будет ваша рука тверда, когда станете карать себя.
— Но как же быть, если злодеи убили твоего друга? — спросил один из учеников. — Разве и в этом случае месть не священна?
— Пойди и убей их. Но не думай о мести. Не думай о воздаянии, потому что его не существует. Сделай это из ненависти к убийцам твоего друга, а не из-за стремления к справедливости. Тогда сохранишь ты свой дух познающего. Тогда у тебя хватит сил выбивать новые скрижали. И тогда ты обретешь право делать это.
Пусть освободятся от жажды мщения сердца ваши. Она недостойна вас. Если мстишь сильнейшему — признаешь свою слабость. Это ли не унижение для гордого? Как может гордый сказать: «Он лев, а я лишь ягненок, и потому имею право на месть»? Станет ли ягненок львом, если отомстит ему? Нет, он станет ягненком, отомстившим льву, но не более. Это ли не унижение для гордого?
Если мстишь слабому, сам опускаешься к нему. Что скажут про льва, который мстит ягненку? Есть ли в этом хоть капля доблести? И может ли позволить ваш гордый дух такую доблесть?
Сражайтесь, братья мои по оружию. Но пусть вас переполняет жажда битвы, но не жажда мести.
Так танцевал Танцующий, следуя по дороге, ведущей к городу по имени Печальная собака.
И вошел Танцующий в город по имени Печальная собака. Несмотря на то, что много лет не был он здесь, узнавали его на улицах. Не стерся из памяти танец его о чудовище. Узнавали его люди, но молчали.
— Ты снова здесь, Танцующий? Хочешь сплясать в петле?!
И тут же сотни и тысячи голосов подхватили этот крик. И взвился он над городом, как стая воронья.
— Спляши в петле, Танцующий!
Так кричали жители города по имени Печальная Собака. И уже сжала чья-то рука камень.
Но не замедлил свой шаг Танцующий. Шел он с гордо поднятой головой, и лицо его было спокойным и задумчивым, словно бродил он один по берегу моря, а не шел среди бушующей толпы.
Но снова, как много лет назад вышел вперед один из старейшин города и сказал:
— Ты был изгнан. Зачем вернулся ты? Опять возмущать наш покой? Опять оскорблять и пачкать нас своей истиной?
— Я вернулся, потому что к этому стремилась моя воля и моя любовь к людям.
— О какой любви говоришь ты, если называешь многих чудовищем?
— Любовь и жалость — враги. Не путай их. Моя любовь требует, чтобы те, кого я люблю наконец прозрели.
— Нам не нужна твоя любовь, Танцующий. Такая любовь, — сказал старейшина.
И тут из толпы выскочил безобразный карлик и завопил:
— Нам не нужна такая любовь! Спляши в петле, Танцующий!
— Спляши в петле!
— Спляши в петле!
— Спляши в петле!
Так бесновалась толпа.
Но снова поднял руку старейшина города, призывая людей к тишине. И так сказал он:
— Мы не преступники. И пусть Танцующий называет нас погонщиками верблюдов, а многих — чудовищем, не должно поступать с ним, как со зверем. Мы будем судить его. Ведите пророка на площадь!
Тысячи рук подхватили Танцующего, и потекла толпа к базарной площади, что была в центре города по имени Печальная Собака, и где уже танцевал пророк.
И поставили Танцующего на высокий помост. А рядом с ним встал старейшина, судья и палач.
И толпа билась о помост, как волны о скалы. И ревела толпа:
— Судить его!
И так начал суд старейшина:
— Что ты можешь сказать суду и людям, Танцующий?
— Должен ли я что-то говорить? Разве уши ваши открыты для моей истины? Они открыты лишь для моего позора. Так должен ли я что-то говорить?
— Твоя истина унижает людей, — сказал судья.
— Она унижает нас, Танцующий, — закричала толпа.
— Не истина моя унижает вас. Моя истина лишь зеркало. Кто виновен в том, что вы видите в нем оскал чудовища? Больше всего унижает вас ваше желание судить. Позору и мщению вы хотите предавать всех, кто не похож на вас. Поэтому быть судьями для вас блаженство и вожделение. Но и унижение ваше.
Любите вы устраивать судилище. И по нескольку раз на дню примеряете мантию судьи. Ибо жаждете мщения. Тот хочет заставить страдать, кто сам страдал слишком долго. Отомстить он хочет иному лишь за то, что сам не стал иным.