Слипер и Дример
Шрифт:
Первый был распространён и медицински описуем, хоть и не излечим амбулаторно. Приезжий в скором времени начинал впадать в необъяснимую депрессию. Его сначала подстерегал, а затем настигал упадок сил. Первыми покидали палубу силы психические, потом физические, а вскоре незадачливый турист и вовсе понимал, что его воли не хватает даже на то, чтоб поднять свой зад промозглым серым утром с кровати. Особенно, когда на дворе стоял месяц Гноябрь. Такой приезжий переставал следить за собой. Начинал пить огненную воду, которая, как известно, быстро стирает все достижения цивилизации из сознания человека, приводя его обратно в девственно животное состояние счастья с вонючими обоссаными штанами. За продуктами он больше не ходил, считая занятие поедания пищи глупым и бессознательным, а потому бессмысленным. Если он, будучи ещё при здравии, не успевал завести себе знакомых в городе, которые вовремя замечали его недуг и несли ему еду, потчуя с ложечки, то риск умереть от захирения становился весьма велик. И всё это в мирное спокойное время, без наличия какой-либо блокады со стороны возможных врагов. Больной же с течением времени становился буйным, с утра и до вечера пытаясь объяснить кормящим его знакомым смысл жизни и основы пилотирования звёздных кораблей (ко всему заметим, что на сей планете корабли эти самые пока что напоминали лишь самокаты, на которых дети катаются
Вариант будущего номер два, который ждал тормозящих с отъездом туриков, был более печален. Он назывался ни фига не понятным и совсем не русским словом «ассимиляция». Выглядело это примерно так. Приезжает некий персонаж по делам, али и вовсе мечтательно сдуру, на архипелаг Пургопетрик. Приезжает как нормальный человек. Одет в оранжевую рубашку и жёлтую куртку, в синих джинсах, с красной кепкой на голове. Улыбка сияет на чисто выбритом лице. Весь его счастливый интеллект состоит из набора наиболее ярких и запоминающихся фраз, которые этот выдвиженец выслушал по радио и высмотрел на экране телевизора. Будущее видится ему светлым и искрящимся, словно бликующий высокий лоб инженера с тремя высшими образованиями. В груди горит плакатный патриотизм к большой или малой родине. И этот прекрасный и светлый человек с чистыми, незапылёнными и выпрямленными извилинами уверен, что его счастье и блаженство уже совсем рядом с ним. Ну совсем рядом. А точнее, в этом самом Пургопетрике, куда нынче нелёгкая и занесла. И заключается это счастье, по его же мнению, в недостающих финансовых средствах. А также в духовном наследии, коим знаменит данный архипелаг островов, и кусочек которого турик намерен оттяпать и увезти с собой. Командировка в этот город кажется интересным приключением, поездкой на золотые прииски, с которых он уедет вскоре домой, богатый золотом и энтузиазмом, с таким же высоким и светлым лбом интеллектуала, как и инженер, спроектировавший его нафантазированное будущее. И вот «везунчик» идёт по улице, светя улыбкой, словно одинокий фонарь в опасном и тёмном переулке. Он оглядывает здания и одобрительно улыбается, заглядывает в лица прохожих горожан и видит, что ему тоже улыбаются в ответ. Весь город – одна сплошная улыбка! Вэлком, комрадэ! Мы очень, дык сказать, кен грейт ю лейшн! Если бы не масюсенький нюанс (о Масюське чуть позже). Улыбка прохожих имеет лёгкий оттенок сарказма и воистину буддистского сострадания, которого опьянённый не замечает в ослеплении. Наивный лопух думает, что улыбка жителя Пургопетрика – это веселье радушного хозяина, встречающего вас на пороге своего дома с бутылкой доброго вина, возвещающего скорые танцы и празднества под вечерний салют в окружении смуглых красавиц, которых ему уже и девать-то некуда. Но нет. Нет. Гримаса жителя Пургопетрика – это всё понимающая тихая улыбка дзенского монаха, смотрящего на птенца, к которому подкрадывается кобра, чтобы броситься на него и сожрать в мгновение ока. Монах не вмешивается. Он просто стоит и улыбается. Он знает – такова природа вещей, таков мир, всё совершенно. Так же и турист идёт по Пургопетрику и принимает буддистские тихие улыбки местных горожан за радушное веселье. Но горожане просто знают: скоро ты отдашь всю свою волю этому городу, а потом либо успеешь унести ноги, либо станешь одним из нас. Ты останешься здесь. Навсегда. Навечно. Отсюда никто не уезжает, если прозевал диагноз. В этот омут лишь всё стекается. Из него нет течения куда-либо. Это и есть – чёрная дыра, существующая на астральном плане бытия. Всепоглощающая. Но вполне себе густо заселённая. И турист остаётся. Вскоре он наденет вязаную чёрную бесформенную шапочку вместо красивой и модной красной кепки. Он сменит свою жёлтую куртку на тёмно-серое пальто или такой же невнятно-серый с прикрасочкой пробензиненный скафандр с капюшоном, набитый синтетическим пухом. Он сменит свои синие модные джинсы на бесформенные серо-зелёные штаны. А место белых кроссовок займут тяжёлые чёрные ботинки с прошитой горной подошвой. Его широкая улыбка сузится и станет такой же тихой и светлой, как раннее зимнее утро. Цвет его глаз приобретёт обязательный для этих мест каменно-стальной оттенок. И на вопрос «Вы откуда?» он всегда теперь будет отвечать «Я из Пургопетрика!» И отвечать-то будет на самом деле не он. А это сам Пургопетрик говорит из глубин внутренностей сознания незадачливого туриста. Это промокший замшелый город, который навсегда там, в пещере мозгов поселился, опутал сердце и разум приезжего, словно гигантский спрут. И всё. Ты – часть команды, часть корабля. Ты – фрагмент архитектуры архипелага островов под названием Пургопетрик.
Есть, конечно, и третий вариант развития событий, но он настолько же редкий, как Башкирский Кот в природе Всея Сангхи. Случается он, когда в город приезжает кто-нибудь с сильно развитым чутьём, с всешарящей интуицией, с внимательными глазами, с неторопливыми выводами. Вступив в город, этот гость останавливается, медленно вдыхает наполненный туманами каменный воздух, а затем внезапно и резко оборачивается к своим возможным попутчикам со словами: «Ребята, вы как хотите, а я валю отсюда и как можно быстрее!» И на вопрос
Я вижу, вы уже более-менее представили место жительства Масявки и Масюськи. А жили они именно здесь. Но поначалу порознь. А чем занимались Масявка и Масюська? Да как и все коренные жители, бродили по асфальту и по камням вдоль воды, разговаривали сами с собой, или вообще с Пургопетриком. Ходили и бурчали себе что-то под нос. О чём? Да обо всём на свете. О своей жизни. О смысле. О цели. О прошлом, которое хочется стереть. О будущем, которого хочется достичь, чтобы потом так же хотеть его стереть, ибо оно так же превратится в прошлое. Об островном принципе дробления реальности. О далёких островах, где хорошо и тихо. О принципах. И о самой реальности. И очень редко о дробях, да и то разве что в школьные годы. А зря…
И ходила Масявка. И ходила Масюська. Ходили вдоль тёмной свинцовой воды астрального омута. А потом они неожиданно встретились на камнях, стоя ногами в ледяной воде. И у них обеих были холодные руки. И на двоих был один вопрос. Простой вопрос: «Какого чёрта лысого мы тут делаем, и каким лешим нас сюда занесло, и как отсюда нафиг срумбабумбировать?!»
Поглядели Масявка и Масюська друг на дружку, да и стали жить вместе. И хоть они всё так же бормотали себе под нос бормотания разные о смыслах и прочих чудесатостях, но и друг с дружкой начали шептаться о том же на кухне. Стали пить вкусный чай с морошкой и вместе смотреть на листья и мокрый снег, которые падали за окном в Гноябре. И стало им сразу легко и тепло. И тут же как-то сам собой смысл нашёлся. И жизнь сама объявилась и постучалась в окошко. Кто ж на вкусный чай с морошкой не захочет зайти и послушать бормотания о приятных чудесатостях? И цель засияла. И будущее замаячило. И прошлое отступило и потерялось. И острова реальностей стали постепенно и осторожно смыкаться берегами, чтобы обрести свою изначальную дробь – «один к одному». И стало к ним на кухню захаживать самое Потолочное Разумение – неофициально, конечно. А мораль сей сказки непроста и не сразу понята будет и не всеми до срока своего, но явлена тута же. Что Масявка и Масюська были суть две души. И что каждая Масявка свою Масюську встретит, и как бы ни были разделены острова архипелагов, на которых довелось свидеться, а совместное тихое бормотание способно реальность воссоединить да над омутом поднять. И тогда случается самое главное. Потолочное Разумение дарит тебе крылья белые, как у птиц больших, что над водой во множестве летают промеж островов того архипелага. Только крылья оно дарит инкогнито. А поэтому никто не замечает, как ты взлетаешь всё выше и выше, а потом неожиданно в Пургопетрике становится на двоих сограждан меньше, ибо Всея Сангха меняет их прописку. И это четвёртый вариант будущего случайно или по ошибке попавших в Пургопетрик гостей. И этот вариант – единственный, дарующий свободу там, где другие её теряют.
А ещё я порой думаю – суть весьма хорошо, что есть среди нас такой человечек, как Женя Гришковец, который всё, что мы сами себе или Потолочному Разумению бормочем, гуляя по камням вдоль воды, бормочет открыто всем вокруг. И от этого становится нам всем чуть более ясно и понятно, что все мы, суть Масявки и Масюськи, очень даже похожи между собой, и что нет особливо разниц никаких ни в нас, ни в наших бормотаниях.
Но это я уже от себя бормочу. Ибо с дедушкой Мытутом, сказку которого вы только что читали выше, Женя Гришковец пока вроде как бы и не встречался, а на самом деле просто забыл об этом знакомстве исключительно временно. Короче, человек человеку – бормотун! А вся вселенная – это просто процесс приятного бормотания на кухне с чаем и вареньем из морошки. Просто многие об этом забыли.
Дело № 0208/72
– Заждался, заждался! Уж и вечер давно, а гости куда-то запропали! Да не стесняйтесь, проходите! Звонок-то у нас токма по особым случаям работает, так енто вы правильно сделали, что постучали…
Голос у хозяина квартиры оказался хриплым и осевшим, хоть и вовсе не старческим. И был этот голос добрым, чуть насмешливым. Неопределённого, далече выше среднего, возраста, как и сам его сухощавый владелец. Лицо светило оладушкой, хоть и не широким было вовсе, прорезанное морщинами, не возрастными, но вроде как от засушливости и ветра. Задубелая, чуть загорелая кожа. Нестриженные, выбеленные солнцем до седины волосы. Тонкий длинный нос. Высокий лоб. Мутный взгляд круглых, затёртых до непрозрачности, очков из-под козырька выдавшей многие виды фуражки. Дядька носил невнятного цвета старый застиранный свитер с сиреневыми заплатами на локтях, поверх которого была наброшена на плечи оранжевая служебная жилетка. Помятые, такого же невнятного цвета тёплые штаны с теми же сиреневыми заплатами на коленях подхвачены были внизу шнурками, завязанными бантиком. На ногах его свободно болтались шерстяные, штопаные-перештопаные носки да стёртые войлочные тапки без задников.
– Шалом налей кум! – кивнул Башкирский Кот и бесцеремонно прошёл в квартиру, словно к себе домой.
– В аллейку, в аллейку, дарагой! – охотно кивнул крючковатый нос в оранжевой жилетке.
«Это человек!» – почему-то облегчённо вздохнула про себя Слипер.
– Хм, – посмотрев пристально очками в глаза Слиперу, откликнулся дядька. – Стрелочник я. Просто Стрелочник. Стрелочник Белочкин. Всегда к нашим услугам по вашим заслугам!
Повернувшись ко всем, он пояснил:
– Барышня ваша изволит думать, будто я человечьей породы. Токма ошибается слегка. Но беспокоиться на сей счёт вам не стоит ни в коем разе. Никакой ворожбы. И жути никакой заморской. Просто к чему пугать гостей сходу своим несуразным видом, верно, котейко?
– Верррнее не бывает, начальник! – Башкирский Кот, быстро вернувшись, как бы ненавязчиво ласково обтёрся хвостом о ноги странного дяденьки, видимо, завершив первую часть своего осмотра помещения. Да и тут же пошёл обратно внутрь квартиры, приступая ко второй части досмотра, постепенно теряя внешний вид. Простите, точнее, попросту исчезая на глазах. Сорри, меняя частотный диапазон воплощения. Э, извините, ну, да вы уже всё поняли. Короче, кот и в ус не дул. Внимательный Загрибука не упустил этого странного обстоятельства из виду и тут же успокоился.
«Хитрый котище всё уже просёк и чует, что здесь всё ништяк!» – довольно решил он про себя.
– Верно, мой учёный друг! – внезапно повернувшись к Загрибуке, произнёс дяденька.
Тот аж подпрыгнул, успев коротко икнуть в воздухе.
– Да не читаю я ваши мысли! – поспешил успокоить его Стрелочник, тем самым ещё больше убедив Загрибуку в этом факте. – Просто по роду профессии я очень и очень внимателен, – добавил дядька и тут же рассеянно стал рыскать по карманам служебной жилетки, явно что-то потеряв, – а у вас всё на лице само написано. Да и я бы думал что-нибудь в этом роде на вашем месте.