Слишком большое сходство (сборник)

Пронин Виктор Алексеевич

– Нам и раньше в общем-то никто не мешал, – сказала Таня. – Кроме нас самих... Во всяком случае, ты уж точно не путался под ногами. Ты зря наговариваешь на себя, Костя.

– Да? Вот, значит, как... Вот как мы заговорили! А вам не кажется, что люди вы слегка сволочные?

В дверях появился вахтер, но Костя вытолкал его и захлопнул дверь.

– Продолжай, Костя, – устало проговорил Анатолий. – Продолжай. Я всегда слушал тебя с большим интересом.

– А что продолжать? Ведь вам и так все ясно! Вы, Анатолий Васильевич, простите, по пьянке сбили человека, возвращаясь с красоткой из одного ночного заведения... Но наезд вас не очень

удручает, поскольку есть человек, который это мокрое дело берет на себя. Как с ним поступят – не так уж важно. Посадят – ладно, оставят на свободе – пусть живет... И жена большого значения не имеет, поскольку красотка опять же всегда утешит, ублажит, приласкает... Машину государство починит, не обеднеет. Красотка тоже не очень опечалена... Семья у кого-то разваливается – черт с ней! Кого-то в тюрягу посадят – глядишь, еще и поумнеет. А что! Диплом почти в кармане. Жилье, – Костя окинул взглядом комнату, – вроде неплохое. Платить как за общежитие – трешка в месяц. Опять же есть начальник, который и эти расходы возместит за год вперед... Ну что? Я не прав?

– Продолжай, Костя, – повторил Анатолий. – Мы внимательно тебя слушаем.

– Что продолжать? Вам этого мало? Еще добавить?

– Добавь, – обронила Таня. – Уж коли пообещал. Выплескиваться – так до конца, выворачиваться – так наизнанку. Всегда полезно взглянуть на человека с другой стороны... Часто довольно неожиданное зрелище предстает перед глазами.

– Потехи захотелось? Зрелищ? – Костя круто повернулся и направился к двери, но открыть ее не успел – в комнату вошел милиционер. Некоторое время он осматривал всех по очереди, отмечая про себя и мокрые плащи, и возбужденные лица, и влажные следы на полу.

– Доброе утро, – сказал он. – Не помешал?

– Нет, – ответила Таня. – В самый раз.

– У подъезда стоит машина. Черная «Волга». Ваша?

– За мной числится, – сказал Анатолий.

– Кто водитель?

– Вот он. – Анатолий показал на Костю.

– Понятно. А вы? – повернулся милиционер к Тане.

– Я так...

– Что так? В каком смысле?

– Знакомая.

– Понятно. Почему разбита фара?

– Наезд, – обронил Костя.

– Понятно. Кто находился за рулем? Повторяю: кто был за рулем? Не сама по себе она у вас ездила... Так кто же вел машину?

– Я, – сказал Костя.

Резко обернулась к нему Таня, удивленно вскинул брови Анатолий, спокойно и основательно уселся за стол милиционер.

– Прошу документы, – сказал он.

– Машину вел я, – медленно проговорил Анатолий.

– Вы что же, вдвоем ее вели? – усмехнулся милиционер.

– В момент наезда за рулем был я.

– Не понял, Анатолий Васильевич? – Костя непроизвольно шагнул к Анатолию.

– Знаешь... Я подумал... Дороже обойдется, – вздохнул Анатолий. – Верно, Таня?

– Пожалуй.

– Что-то, я смотрю, вы все маленько не в себе, – проговорил милиционер.

– В платежах запутались, – улыбнулась Таня.

– Разберемся. Во всем разберемся. Прошу документы.

Посмотрев водительские права Кости, удостоверение Анатолия, паспорт Тани, милиционер сложил все это в стопку, сунул в карман куртки и задернул «молнию».

– Прошу следовать за мной, граждане хорошие. – И, не оглядываясь, в полной уверенности, что ослушаться никто не посмеет, направился к выходу. Но из коридора все же оглянулся.

– Мне тоже? – спросила Таня.

– Да. Обязательно.

– Зачем?

– Там разберемся.

– А здесь

нельзя?

– Не положено.

В вестибюле было темно, только свет уличных фонарей позволял идти, не натыкаясь на столы, стулья, кресла. Вахтер растерянно стоял в сторонке, и, лишь когда все вышли, он снова запер стеклянную дверь на железный штырь, пробормотав:

– Доездились... Надо же, доездились...

На улице шел дождь, булыжники чешуйчато сверкали под желтоватым светом фонарей, в ветвях деревьев слышался влажный, чуть слышный шорох.

– Машина на ходу? – спросил милиционер.

– На ходу, – кивнул Костя.

– Рассаживайтесь... И прошу следовать за мной. – Он уселся на мотоцикл. – А вас прошу сюда. – Он показал Анатолию место в коляске.

– Почему? – удивился тот.

– На всякий случай. У вас расхождения в показаниях.

– Ну и что?

– Чтобы не было сговора.

– Да уж сговорились, – улыбнулась Таня.

– Разберемся, – в который раз повторил неуклюжий в своем громко шуршащем плаще милиционер. – Прошу. – Он отбросил накидку с сиденья.

Анатолий пожал плечами, тяжело сел в коляску, оглянулся. Подобрав полы плаща, Таня садилась на переднее сиденье рядом с Костей. Тот уже включил мотор, вспыхнула фара. «Это хорошо, – подумал Анатолий. – Хорошо, что они сели рядом... Значит, не все еще между нами рухнуло, значит, что-то еще нас связывает...»

Через полчаса милиционер ввел их в сумрачное помещение с жесткими скамьями вдоль стен.

– Рассаживайтесь, – сказал он без выражения. – Я сейчас...

Присмотревшись, Костя увидел в углу чем-то знакомого ему человека в синем халате. Подойдя ближе, он узнал грузчика из аэропорта. В другом углу сидела женщина в красной нейлоновой куртке. Анатолий кивнул ей, но женщина не ответила.

– Официантка, – шепнул он Тане. – А десятку лишнюю взяла, не задумываясь... И уж так лебезила, так лебезила... Что с людьми происходит, не пойму...

– Трезвеют, – ответила Таня.

– Сигареткой угостишь? – Костя присел рядом с грузчиком.

– Угощу, – улыбнулся тот, показав провал в зубах. – Что у вас стряслось-то?

– Наезд.

– Нехорошо. Любовь, похоже, кончилась? – Он кивнул в сторону Анатолия с Таней.

– Кто их знает... Может, все только начинается.

– Но тебе-то бояться нечего. Пить не пил, за рулем не сидел...

– А ты откуда знаешь?

– Видел...

– Ладно, разберутся. – Костя замолчал, услышав тяжелые шаги в коридоре.

ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ

С самого утра Алексей почувствовал беспокойство. Словно накануне знал о каком-то важном предстоящем деле и забыл. С этим настроением он завтракал, ехал в автобусе на работу, просидел весь день за своим столом. Работа не шла. Он вздрагивал каждый раз, когда звонил телефон, хлопала дверь или из коридора доносился громкий голос.

День кончался. Это был едва ли не самый длинный день в его жизни. Он казался бесконечным и растягивался, растягивался, как нитка хорошего резинового клея. Обычный день, наполненный шелестом бумаг, пустыми разговорами о летних отпусках, о профсоюзных льготах, о французских сапогах, финских куртках, о том, как кто ехал в трамвае. День был озвучен ненужным и раздражающим смехом, каким смеются, когда совсем не смешно, значительными и оттого ничего не значащими словами. Они лопались, как мыльные пузыри, не выдерживая того смысла, которым их пытались нагрузить. И от всего этого оставалось неприятное ощущение глупости и пустоты.