Слишком большое сходство
Шрифт:
Он вошел в подъезд, поднялся на третий этаж и позвонил.
– Наконец-то! – сказала Таня.
Через несколько месяцев над городом разразилась весна. Потом было лето, осень. Потом опять зима, опять был самый короткий день, и тянулся он так же бесконечно долго. Как сказал мудрец, дни всегда тянутся очень долго, зато незаметно пролетают года.
Алексей еще в десять вечера зашел к другу и просидел у него часа три. Им вдвоем было легко и беззаботно. Это был старый и надежный друг, который не напоминает о себе без нужды и не обижается,
– Ну я, пожалуй, пойду, – сказал он наконец.
– Как хочешь. Я сегодня как раз один. Диван свободен. Ты можешь остаться. В самом деле. Трамваи уже не ходят. И потом… холодно. Ты не знаешь, как похолодало на улице. Пойдешь утром, – друг не понимал, отчего заторопился Алексей. – Хочешь, я позвоню Тане и скажу, что ты у меня?
– Нет! Нет! Что ты… Не надо. А вдруг ее нет дома? Мне уже давно пора идти. – Алексей сидел в кресле и смотрел на телефон.
– Может, сам позвонишь?
– Нет. По телефону никогда не знаешь, смеется человек или плачет… Ведь главное – не слова. Слова – это так… заготовки.
– А если ее еще нет дома? – предположил друг.
– Нет, она уже давно дома. Где же ей быть… Я приду домой, и она закатит мне сцену, – Алексей мечтательно улыбнулся.
Ночной ветер с шумом сгребал сухие грохочущие листья в подворотни, заметая следы ранней осени. Вот-вот должен пойти снег. Он ждал снега так же, как весну. Алексею казалось, что снег очищал не только воздух, но и душу, в ней становилось так же бело и свежо. И приходила такая же беззаботная, спокойная чистота.
Сначала он шел медленно, чтобы наверняка опоздать, быть уверенным, что она дома. Потом невольно пошел быстрее, быстрее. Последний квартал он, подгоняемый ветром, почти бежал, чувствуя тянущую боль в груди.
На свой этаж поднялся медленно, стараясь отдышаться. Остановился возле двери. Хотел быстро выровнять дыхание, но это не удавалось. Наконец Алексей открыл дверь и вошел. Не торопясь разделся. Повесил на крюк пальто, беретку. Прошел в комнату. Взял со стола газету, не видя ее, развернул. Взгляд словно соскользнул на четвертую страницу, но не задержался и там. Он уронил газету на пол. Ломкий лист неловко упал и застыл угловатой, неустойчивой грудой. Алексей резко поднял газету и прижал ее ладонью к столу. Подождал: как она будет вести себя дальше? Газета не поднималась. Он посмотрел на часы, но не смог понять который час. Провел рукой по подбородку – «Небритый».
И прошел в спальню.
И сразу успокоился. Вздохнул и разгладил лоб, словно снимая с него что-то тяжелое и неудобное. Еще раз вздохнул и вроде стал немного выше.
Таня лежала в кровати. Читала. В полумраке белело ее лицо. Слегка поблескивали стекла очков. Они придавали ее лицу дерзкое, шалое выражение. Мерцал перламутр ногтей. Неестественно белела рука. Удивленный взгляд. Улыбка. Почти поощрительная.
– Ты все-таки решил прийти? – Она сняла очки и сразу стала серьезней, мягче, равнодушней.
– Что? – переспросил
– Ничего. Просто я отметила тот факт, что ты решил переночевать сегодня дома.
– Разве я не всегда ночую дома?
– Мне показалось, что сегодня ты изменил своей привычке ночевать дома.
– Я был у друга.
Она снова углубилась в книгу.
– Мы вспомнили институт… ребят.
Ну, конечно! Конечно! Только мне кажется, что друзьям в два часа ночи не до воспоминаний! И потом неважно, какая у тебя причина. Главное, что она у тебя есть. Нашлась. Все причины уважительны. Ты меня слушаешь? Я говорю, все причины уважительны. Если ты приходишь за полночь, то скажи мне, пожалуйста, я могу ожидать от тебя хотя бы извинения?
– Прости, пожалуйста.
– А скажи, пожалуйста, если ты придешь через неделю, ты тоже скажешь «прости»?!
Она не находила слов для возмущения. Маленькие ноздри трепетали. Щеки покрылись румянцем, волосы разметались по подушке. Алексей уже не слушал. Он любовался ею. Глазами, руками, выражением лица. Ничего нового она не могла сказать. А вот он мог. И поэтому смотрел на нее спокойно – и устало. Да, конечно, она была красива. До сих пор он не мог обрести спокойную уверенность мужа.
– В конце концов, – услышал он ее голос, – я никогда не вешалась тебе на шею, никогда не навязывалась. И не думаю заниматься этим в будущем. Ты слушаешь меня?!
– Да, я тебя слушаю.
– Мне кажется, нам надо выяснить наши отношения. Сейчас же!
– Мы и так слишком много занимаемся этим.
– Не перебивай меня!
– Я вовсе не хочу тебя перебивать. Зачем? Таня всегда была искренна. Когда смеялась, злилась, хандрила, капризничала. Он знал это. Он много чего успел узнать о ней, но не считал нужным обнаруживать свои знания. Алексей спокойно, с легкой улыбкой смотрел на нее. Когда-то она влюбилась в эту улыбку. Теперь… считала ее издевательской. Он этого не знал. Догадывался. И старался улыбаться без улыбки. Вскоре ее стало раздражать и это.
Где-то в глубине души он считал ее слишком красивой для себя, это лишало уверенности. Но сегодня он не спешил уступить. Она почувствовала это и насторожилась. Хотя ее раздражало его спокойствие, и злилась она вполне искренне.
– Зачем мне перебивать тебя, – повторил он без вопроса и, достав сигарету, закурил. На мгновение его лицо вспыхнуло от спички и снова стало обыкновенным.
– Не знаю, с какой целью ты перебиваешь меня, – сказала она веско, – но, если ты начинаешь приходить после двух часов ночи, мне кажется, я вправе спросить себя: устраиваю ли я тебя?
– Ты меня устраиваешь.
– Я в этом не уверена!
– Зачем мне врать? Я бы сказал, тем более что сейчас очень удобный случай.
– Так скажи!
Он улыбнулся и занялся сигаретой. Снова вспыхнуло его лицо.
– Что же ты молчишь? – спросила она.
– Таня, зачем ты хочешь поссориться?
– Я?! Я хочу поссориться? Ну это уж слишком! Приходить в два часа…
– А во сколько пришла ты?
– Что?
– Я спросил, в котором часу пришла домой ты?
– В семь!