Слишком дружелюбный незнакомец
Шрифт:
— На исходе шестого месяца врачи начали поговаривать о возможности отключить систему искусственного питания и увлажнения. Если по истечении этого срока пациент не подает никаких признаков сознания, шансы вытащить его нулевые. Он так и останется в растительном состоянии.
Основание… ей нужно на несколько секунд сосредоточиться, чтобы найти основание заставить его прекратить эту нелепую ложь. Она прогнала опасные мысли, которые Франсуа пытался ей внушить. Несмотря на охватившее ее беспокойство, она вспомнила, что доказательства находятся в секретере
— Я не верю тебе! Визитные карточки… Они все еще в секретере. Я их видела…
Она говорила с убежденностью человека, который уверен, что уже выиграл партию. Но на лице Франсуа лишь появилось горестное выражение:
— О чем ты говоришь?
Ты сам это хорошо знаешь…
Он только что понял, что у него не получится поймать ее в свою жалкую ловушку. Молниеносным движением Матильда сняла пистолет с предохранителя.
— Отойди, Франсуа, я больше не шучу.
Она увидела, что его спокойствие тут же испарилось. Этому пистолету было больше шестидесяти лет. Франсуа знал, что такое оружие может выстрелить само собой.
Как далеко ты готова пойти, Матильда?
Сколько понадобится, чтобы установить истину и устранить тех, кто противостоит мне…
— Успокойся, не делай того, о чем потом будешь жалеть.
— Дай мне пройти!
Мгновение Франсуа озадаченно смотрел на секретер, а затем благоразумно отступил с ее дороги. Не сводя с него глаз, Матильда приблизилась к секретеру и открыла дверцу. С сильно бьющимся сердцем она выдвинула украшенный инкрустацией ящик и вынула стопочку визитных карточек.
— Что ты воображаешь?..
— Не говори ни слова, — оборвала она его с яростью, буквально пригвоздившей его к месту.
Она подставила первую попавшуюся под руку карточку под желтоватый свет люстры:
Мадам Матильда Вассер
хочет вам выразить
самую искреннюю признательность…
В глазах у Матильды помутилось. Она зажмурилась. Почему на этой карточке только ее имя?
…за дружеское участие, которое вы проявили
в горестные часы…
Она резко подняла глаза от карточки, чтобы убедиться, что Франсуа не пошевелился, и сделала над собой усилие, чтобы дойти до конца.
…которые ей пришлось пережить
после кончины своего отца.
Матильда почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
Она стремительно перебрала остальные карточки, но перед ней представала та же самая надпись. Снова и снова.
После кончины ее отца.
9
Карточки выпали у нее из рук и рассыпались по полу.
— Что ты надеялась там найти, Матильда? — спросил Франсуа, но его голос казался далеким, как если бы муж находился в другой комнате.
В
Затем стены начали обрушиваться, вызывая в памяти целые эпизоды.
Похороны… роза, брошенная в зияющую дыру, на гроб. Толпа вокруг нее на колючем холоде зимнего утра.
Люди по очереди подходят, чтобы пожать ей руку и принести соболезнования. Франсуа стоит справа от нее, в темном пальто, прямой, как буква I, без костыля. Конечно, это еще до стрельбы.
А слева… Камилла. Невозможно лгать самой себе. Это она и есть. Не просто плод ее воображения, а картина, запрятанная в глубине ее памяти. Воспоминания были о похоронах ее отца, которые произошли двумя годами раньше.
Матильда подняла глаза на Франсуа, пытаясь снова найти в нем мужчину, которого еще недавно уважала как спутника жизни. Но несмотря на все, что только что сказала, она продолжала видеть в нем лишь врага.
Больше не обращая внимания на валяющиеся на полу карточки, он воспользовался ее замешательством, чтобы продолжить:
— Ты хотела последовать совету врачей. Ты была на пределе. Сознавать, что Камилла в таком состоянии, на больничной койке, для тебя было бы хуже, чем узнать о ее смерти. Но я… я настолько чувствовал себя виноватым, что не хотел позволять событиям идти своим чередом. Я ждал чуда… Я прочитал все, что можно было прочесть о затяжном растительном состоянии. Некоторые пациенты выходили из него спустя многие годы… Но врачи не оставили нам надежды. Было сделано много экспертиз: после произошедшего мозг Камиллы перестал увлажняться. Никакая терапия невозможна. Ничего общего со случаями «чудесного» выздоровления, когда к пациентам возвращались минимальные умственные способности.
Матильда хотела запротестовать, но слова намертво застряли у нее в горле. Вдруг она почувствовала на щеках что-то холодное. И только поднеся к ним пальцы, поняла, что это слезы.
— Я должен показать тебе кое-что… у меня в кабинете.
— Ты не двинешься отсюда, — возразила она, напрасно пытаясь взять себя в руки.
— Это единственное средство, чтобы ты наконец поверила.
Матильда почувствовала, что ситуация начинает выходить у нее из-под контроля. Она хотела положить конец этому разговору. Она пыталась бороться, снова обрести власть над своими мыслями и воспоминаниями. Ее ответ сорвался с губ сам собой:
— Иди передо мной и веди себя спокойно.
На лице Франсуа она не увидела ни удивления, ни удовлетворения. Он просто опустил глаза, развернул свой костыль и, подскакивая, направился в другой конец комнаты.
Когда они вошли в кабинет, Матильда была потрясена царящим там беспорядком. В кресле и по всему полу валялись книги, стул завален домашней одеждой Франсуа. Запыленная комната была еле освещена. Матильду тотчас же охватило ощущение дурноты.
Франсуа прошел дальше в комнату, она же предпочла остаться настороже у входа.