Слишком грешен
Шрифт:
Ему следует уйти. Похоже, они расположены его отпустить. Возможно. Но он еще не готов уходить, не сейчас. На многие вопросы он так и не получил ответа.
Если капитан скрывал от него какую-то миссию, то единственный логический вывод напрашивался сам собой: капитан был уверен в том, что Эван выйдет из команды. Но единственный – единственный! – способ выйти из команды контрабандистов-предателей – это тот, который избавил Тимоти от исполнения его обязанностей. И если он, Эван, должен отправиться на свое последнее дело в следующую пятницу, он должен это выяснить. Немедленно.
– Откуда ты узнал, что они
За его спиной послышался уничижительный смех.
– Эй ты, раззява, а кто, по-твоему, продал им лишнюю ночь на корабле? Мы не торчали бы в этой дурацкой пещере, как дамочки на чайном вечере, если бы не ждали, что эти парни вернутся с чертовым…
Выстрел. Крик боли.
Понадобилось короткое мгновение, чтобы понять, что стрелял Посейдон, но от боли кричал не Эван. Эван оглянулся назад. Один из пиратов согнулся пополам, прижимая руку к животу, а по его пальцам текла кровь.
– Ты застрелил меня! – задыхаясь, проговорил он, а потом повалился на колени.
– Если бы ты помалкивал хотя бы время от времени, мне не пришлось бы тебя убивать. – Посейдон ловко прокрутил пистолет на пальце, но убирать за пояс не стал. – Ну вот, а теперь я говорю, что чертовски устал от всей этой болтовни. Тебя еще что-то интересует в этот чудесный день, Ботуик? Как бы там ни было, тебе пора уходить.
Сделав относительно немного неверных поворотов и обнаружив еще одну лестницу, которой она до сих пор не видела, Сьюзен вышла наконец из дома и направилась к арке, за которой находился каменный сад Бонов. Точнее, мерильный сад. Дул промозглый утренний ветерок, и она задрожала. Розы, обвивающие ворота, казались безжизненными и замерзшими, как заколдованный замок, ожидающий прибытия благородного красавца принца. Правда, она не сможет проснуться и избавиться от кошмарного сновидения, в которое невольно попала.
Мертвые останутся мертвыми. (Ну-у, если, она ласково их об этом попросит.)
Сьюзен на цыпочках прошла под аркой, нервно вслушиваясь в каждый шорох, издаваемый ее ногами. Леди Бон не было видно. Здесь вообще не было ни души, и, возможно, это даже к лучшему.
Теперь, зная, что кроется в здешней земле, Сьюзен увидела три похожих плоских камня. На первых двух мраморных прямоугольниках не было никаких надписей. Возможно, она и не догадалась бы, что это за камни, если бы на третьем – таком же на вид – она не прочитала: «Лорд Жан-Луи Бон, 1755-1813».
Он умер в прошлом году. В прошлом году! Голова Сьюзен пошла кругом от напрашивающихся выводов. Правда, не все они были очевидны.
Кто лежит в двух других могилах, если над гниющими останками не сочли нужным написать даже имена и даты жизни и смерти? Они тоже умерли в прошлом году? Или много лет назад? Или – Сьюзен украдкой оглянулась на скелетоподобный особняк, возвышающийся за ее плечом, – не так давно? Все ли из тех, кто здесь лежит, умерли безвременно?
И тут она заметила остальные могилы. Дюжины свежих могильных холмиков (она поежилась), возвышающихся на земле так называемого каменного сада. Почему так много? И почему все они совсем свежие? И такие… маленькие? Сьюзен затошнило, когда она поняла, что такие небольшие могилы обычно бывают
Покачиваясь и спотыкаясь, она побрела прочь из сада. Чтобы удержаться на ногах, Сьюзен схватилась за арку и тут же поморщилась: шипы розы поранили ей руку, из которой тут же потекла кровь.
Тучи на небе начали рассеиваться. На мертвую землю упали унылые солнечные лучи, придавая печальному пейзажу выгоревший, бесцветный вид и делая его похожим скорее на сновидение, чем на реальность. Тяжелый запах темной почвы смешивался с чрезмерно сладким ароматом увядающих роз. Или чего-то еще. Чего-то еще более темного. В это время года розы не цветут. И сам сад был неровным, наклонным, невозможным. Сьюзен поспешила войти в дом, чтобы поскорее укрыться в своей спальне.
Но на этот раз все ступени вели вниз.
Вниз, вниз, к нутру Мунсид-Мэнора, вниз, в подвал, о существовании которого она даже не знала. И из этих дьявольских глубин раздавался жалобный плач… словно мяукала заблудившаяся кошка… или плакал ребенок, опасавшийся того, что разделит судьбу тех, кто лежал в холодной земле рядом с домом.
Меньше всего Сьюзен хотела спускаться вниз, в эту темноту, откуда поднимался леденящий душу плач. Но если ребенку нужна помощь, как она может не помочь ему?
Стараясь двигаться тише (если негодяй находится рядом с раненым ребенком, ей не стоит попадаться ему на глаза), Сьюзен стала медленно спускаться вниз по ступенькам.
От каменных стен исходил пронизывающий холод. Гладкие плиты были покрыты крохотными каплями влаги, словно от тех ужасов, что творились в этом доме, даже его стены покрылись холодным потом.
И уже не в первый раз Сьюзен спросила себя, не будет ли умнее прямо сейчас отравиться в Лондон – пешком, прихватив с собой лишь плащ? Что такое сотня или даже больше миль по сравнению с горьким отчаянием? Но тут тихий плач послышался снова. Если у нее есть хоть небольшая возможность спасти невинное дитя от чудовищной судьбы, она никогда не простит себе, если не сделает этого.
Наконец она добралась до нижней ступеньки. Внизу была только одна комната. И никакой возможности не увидеть то, что в ней происходило.
Привидение из ее спальни.
Как и раньше, две длинные белые косы падали на плечи из-под плаща с капюшоном. На руках без перчаток темнели возрастные пятна. Грязные, обломанные ногти цеплялись за холодные каменные стены, все еще Влажные от пота. Все остальное поглощала тень.
Но тут Сьюзен, должно быть, издала какой-то звук. Призрак обернулся, наклонился вперед, поднял голову и… алый капюшон упал с его лица.
Сьюзен тихо вскрикнула. Это вовсе не привидение. Она даже совсем не старая.
Красивый крест исчез с тонкой шеи женщины. Теперь, когда на ее косы падал скудный свет из коридора, Сьюзен разглядела, что они вовсе не белые, а просто очень светлые. И тут существо умудрилось стряхнуть с руки одно из темных возрастных пятен. Это просто грязь! От того, что она хваталась за стены. Но почему?…
И тут Сьюзен увидела ее.
Цепь. Тонкую. Даже изящную. Но достаточно прочную, чтобы удерживать согбенную фигуру женщины прикованной к клетке. Тонкая цепь тянулась от железного кольца в стене, укрепленного на самом нижнем угловом камне, к не видимому взору месту на ее теле, прячущемуся под подолом алого плаща.