Слишком хорошая няня
Шрифт:
— Не знаю!
— Ушла бы на свою драгоценную работу и забыла о нас? Так в чем сейчас разница?
— Я бы никогда не забыла про Дину.
— Рано или поздно мы все равно вернулись бы в Москву, у меня там гораздо больше завязок. Ты бы ездила к ней каждые выходные? А потом через раз? Но в конце концов, у тебя появилась бы своя жизнь.
— Как это делал ты? Судишь меня по себе? — не выдерживаю я.
— Нет, наблюдаю, как забавно повторяется история, — с горечью говорит он. — В одном, в другом.
Мне все время кажется,
Как будто можно сказать что-то по-настоящему важное, и наше недопонимание разрешится само собой. Почему-то именно это важное ни один из нас не говорит.
Но что?
— Есть одна вещь, которую я умею делать в бизнесе лучше всех, — говорит Александр после долгого молчания. — Не инвестировать, не находить новые ниши и продукты. Я лучше всех умею видеть, когда актив становится убыточным. Другие думают, что снижение прибыли временное, что еще можно все исправить и тратят силы и деньги впустую. А я сразу отрезаю и еще ни разу не ошибся. Просто щелкает что-то в голове — и понятно, что будущего тут уже нет.
Вот сейчас я бы не отказалась порыдать.
Чтобы выплеснуть всю невыносимую тяжесть, которая сковала меня от его слов.
Мои внутренности напоминают мне раствор в бетономешалке.
Сначала их долго крутили и встряхивали, а теперь мотор выключился, и я чувствую, как начинает застывать тяжелая серая масса, навечно превращаясь в камень.
— Хорошо, что мы разобрались со всем сейчас, — говорю я, глядя на свои руки, лежащие на столе, и удивляясь, почему они до сих пор розовые. Они должны быть белыми и застывшими. — Особенно из-за Дины. А так она не успела ко мне привыкнуть. У нас все равно бы ничего не получилось, но отдирать пришлось бы с кровью.
Наконец-то мы нашли то, в чем у нас полное согласие.
Такси я вызываю уже на улице.
48
— А я тебе говорила, что часы дарить — к разлуке! — сурово говорит бабушка.
— Это еще не значит, что все приметы работают, — вяло защищаюсь я.
— Надо было ему в ответ нож подарить, — подает голос Роберт.
— А нож к чему?
— К ссоре! — авторитетно сообщает бабушка.
— А хорошие приметы вообще бывают? Что надо дарить, чтобы все было хорошо? — любопытствую я
— Деньги! — без тени колебаний говорит она.
Роберт давится печеньем, я ржу.
Мы сидим у бабушки в ее уютном домике в «Земляничной поляне» и пьем чай. С утра у них был мастер-класс по кокосовому печенью, на прошлой неделе — по имбирному, а до этого — по пряникам. Поэтому недостатка во вкусностях у бабушки нет, и моя коробка с пирожными из «Севера» стоит неприкаянная, отчаявшаяся и никому не интересная.
Бабушка моя — партизанка, даром что не воевала
Застигнутые за игрой в «пьяницу», они только что уши не прижали, как нашкодившие коты, когда я открыла дверь и застыла на пороге, как аквариумная рыбка открывая и закрывая рот.
— Ларчик, ну что ты так нервничаешь! — принялась суетиться тогда бабушка. — Мы же просто друзья!
— Еще бы вы не друзьями были!
— А что такого? — Роберт, напротив, сверкнул наглыми глазами, разваливаясь поудобнее в кресле. — Алевтина Николаевна завела себе жениха на двадцать лет младше. Я считаю, Надежде Анатольевне нужно ее переплюнуть и завести на тридцать лет младше!
— На сорок! — мстительно уточнила я, глядя в упор на бабушку.
Скостила себе десяток, надо же!
— Еще лучше! — не сплоховал Роберт. — Все обзавидуются.
Так оно и получилось — бабушке было скучно, несмотря на ежевечерние настольные игры и споры о политике в большом зале санатория.
Роберту было, по его словам, тоже скучно и вообще не о чем поговорить с «пустоголовой молодежью», поэтому он зашел один разочек проведать бабушку, другой разочек, да так и пристрастился к чаю и карточным играм.
Ну и мне, стало быть, тоже было скучно.
Времени свободного стало как-то чересчур много.
Оффер от крутой компании появился на почте сразу после праздников, но я медлила, сама не понимая, чего тяну время.
Так я и присоединилась к их частым посиделкам.
— Что-то у тебя глаза грустные, — говорит бабушка, убирая со стола вазочку с печеньем под отчаянным взглядом Роберта. — Опять тоскуешь по своему?
— Он не мой, — привычно огрызаюсь я. — И не тоскую. Было да прошло.
— А чего нос повесила тогда?
— Сегодня, — нравоучительным тоном говорю я. — Так называемый Blue Monday, самый грустный день в году. Третий понедельник года считается самым печальным. Потому что праздники уже прошли, украшения разобраны, а до весны далеко — как и до зарплаты.
— Тебе денег не хватает? — озабоченно спрашивает Роберт. — Сашка еще не заплатил?
— Заплатил, заплатил, — успокаиваю я его. — Даже больше, чем надо. По условиям, понимаешь ли, контракта. С неустойкой.
Денег как раз хватило, чтобы закрыть ипотеку. Как иронично — Александр сделал меня совершенно независимой женщиной. Хоть и планировал ровно противоположное.
— Педант! — говорит Роберт с таким чувством, что слышится совсем другое.
— Честный работодатель, — поправляю я аккуратно. — Все, закрыли тему.
Последний раз я была в Писательском Небоскребе неделю назад.
Роберт отвез меня, чтобы я забрала свои вещи. Тактично остался ждать во дворе, заняв место громоздкого «роллс-ройса» своим не менее громоздким «аурусом».