Слишком много блондинок
Шрифт:
Я хорошо понимала, почему он не спускает с меня взгляд - моя прическа начала разваливаться. Тем временем в разговоре мы подобрались к ключевому этапу: установление моего алиби.
– А почему вы не пошли вниз сразу по прибытии?
– поинтересовался он притворно безразличным тоном.
– У меня было еще два часа до начала занятий, – пояснила я.
– Хотела сделать покупки, но увидела страшную толпу в Сэйнсбери, поэтому отказалась от этой идеи.
Как-то я не собиралась признаваться в переживаниях, связанных с нехваткой Кровавой Мэри в магазине М&S.
–
– То есть до четырех, – сказал он, всматриваясь в напечатанную карточку, в которой я распознала наш график.
– Да. Занятия начались на несколько минут раньше, но когда я вышла, как раз было около.
– Хм. Кого увидели внизу, мисс Джонс?
– Джеффа. Джеффа Робертса. Сидел в бюро и что-то писал. Ага, на верху лестницы я столкнулась с одной из клиенток клуба, Наоми. Я не знаю фамилии.
– Видел ли господин Робертс, как вы спускались?
Я уставилась на него с возмущением. Он разговаривал уже с Джеффом и прекрасно, что это так.
– Джефф не мог меня не заметить. Через стекло видна почти вся лестница, а ступени имеют металлические края, так что слышно каждого, кто приближается.
Взглянул на меня, после чего вернулся к работе.
Мы пошли по кругу. Инспектор уже знал, что я делала потом, но решил опросить меня еще раз, на случай, если бы я впала в какое-нибудь противоречие. Особенно интересовал его момент, когда я нашла труп. Три раза спрашивал, касалась ли я тела, и три раза я отрицала. Проверять не было надобности - сразу было видно, что женщина не живая. Потом поинтересовался, не было ли странностей в поведении Джеффа или Наоми. Я должна была признать, что Наоми очень торопилась и имела задумчивое выражение лица. Может, в этом и не было необходимости, но обычно я неохотно выкладываю полиции что-то, чего они еще не знают.
Мы прошли всю процедуру до того момента, когда мне дали прочесть мои свидетельские показания, после чего я поставила свою подпись. У ассистента-секретаря был чрезвычайно привлекательный голос. В конце концов, он совсем неплохо выглядел. Немедленно я приказала себе выбросить сии неэлегантные мысли. Особенно, когда разглядела его жуткую одежду. Эти серые брюки с заутюженными стрелками напоминали мне шмотки, которые пугающе выглядели на задней обложке цветных приложений к воскресной газете.
Инспектор зажег сигарету с видом человека, предвкушающего это удовольствие уже полчаса, а секретарь снял мои отпечатки пальцев точно, как усердный новобранец, но в три раза быстрее.
Потом выпроводил меня из кабинета и пошел за следующей жертвой в зал ожидания. Выпало на Лоу. У нее было загнанное выражение лица. Вдруг до меня дошло, что она прикончила уже пятый десяток, хотя обычно выглядела так молодо. В течение минуты я не знала, что делать. Ассистент уже собирался скрыться за дверью.
– Прошу прощения, - сказала я.
– Но можно мне спуститься сейчас вниз и взять куртку и рюкзак? Они лежат в шкафу.
Полицейский подумал с минуту.
– Не вижу препятствий.
Заглянул в кабинет, сказал что-то инспектору, после чего повернулся ко мне.
– Ладно, – объявил он.
– Только я взгляну на содержимое, если вы позволите. Иначе мы не можем вас отсюда выпустить с этими вещами.
– Ясно. Только я еще вымою руки.
Полисмен сделал нерешительное лицо.
– Мистер хочет посмотреть? Мне только смыть ногти.
– Ладно, идите, – сказал он, кивнув головой.
– Только быстро.
Я поскакала наверх в туалет и соскоблила столько краски из-под ногтей, сколько смогла. Правда, я смыла достаточно, чтобы не пачкать всего, к чему прикасалась, но и такие результаты меня не восхищали.
Этот вид краски глубоко проникал в поры. И я напомнила себе, когда последний раз у меня снимали отпечатки пальцев. Это была не лучшая минута в моей жизни, и я решила, что не буду распространяться о ней в присутствии полиции. И так сами до этого дойдут, в свое время. Если бы они уже знали, то допрашивали меня весь день. Я рассчитывала на то, что, когда грустная правда выйдет на свет, один знакомый поможет мне задобрить инспектора.
Я спустилась вниз в сопровождении секретаря и открыла перед ним шкаф. Он обыскал карманы куртки и содержимое рюкзака. Орудие, которым была убита жертва, лежало в кабинке, поэтому он, наверно, не искал его у меня. Может, надеялся найти какую-нибудь окровавленную одежду? Из этой раны вытекло не очень много крови, но даже капли или двух было достаточно для полиции. Я вздрогнула.
На моей фиолетовой замшевой куртке был бы заметен любой самый малый след. В рюкзаке лежал наряд на смену: темно-зеленый свитер и бархатные леггинсы. Полицейский всматривался в него с большим вниманием.
– Не могу ли вас попросить в это переодеться, мисс Джонс? – поинтересовался он.
– Мы хотели бы оставить то, что на вас одето в данный момент.
Я почувствовала боль в сердце. Это была моя любимая футболка. Я знала, что если она станет вещественной уликой по делу, то уже никогда ее не верну обратно.
– Но если бы я убила ее, чего я точно не делала, то вряд ли стала бы говорить, как последняя кретинка, что не касалась тела, - заметила я.
– Я наврала бы, наверное, что пробовала ее поднять или переместить, потому что это объяснило бы возможные пятна крови. Но когда я вошла туда, она уже давно была мертва, и кровь даже не текла. Я говорила это полицейским.
– Мне очень жаль, - сказал он, немного сбитый с толку, но непреклонный. – Но я должен настоять.
Я переоделась и отдала ему одежду.
– Я хочу получить это обратно, - бросила я решительно.
– Это мой любимый наряд. Как ваше имя?
– Детектив сержант Хокинс, – ответил он достаточно официально. У него были красивые, синие глаза и широкие брови. Выглядел он хорошо, но серый пиджак мог скрывать всяческие изъяны фигуры.
– Я запомню, - объявила я, складывая куртку.
– Нравится мне этот цвет, – сказал он неожиданно.
– То есть, цвет вашей куртки.