Слишком много привидений
Шрифт:
— Нет, мужик, — глухо сказал он, угрюмо глядя в ветровое стекло, — туда не поеду.
Я достал двести долларов.
— Отец, это за все про все.
Он покосился на доллары, но не взял.
— Не уговаривай. Район там плохой. К тому же смеркается… Жизнь дороже.
Я тяжело вздохнул. Понял, если добавлю еще, тогда точно не повезет. Известны ему такие номера — слишком щедрые клиенты, доехав до места, и чаевые назад забирают, да еще и дневную выручку таксиста прихватывают.
— Отец, — попытался я уговорить, — у меня в травматологии друг лежит. Травма черепа. Если в восемь вечера деньги не привезу, операцию делать не будут. Может
Шофер молчал, мрачно уставившись перед собой в никуда.
— Ладно, — махнул я рукой, положил доллары на бардачок, открыл дверцу. — И на том спасибо.
Но не успел пройти и десяти метров по тротуару, как такси догнало меня и притормозило у бровки.
— Садись! — распахнул дверцу шофер.
— Вот спасибо, отец! — обрадовался я, впрыгивая в машину. В общем, только на это и надеялся — за два часа более или менее понял его натуру.
Всю дорогу шофер был мрачнее тучи и не проронил ни слова. И гнал машину как на пожар. Понять его можно — за последний год в Хацапетовке бесследно исчезли три машины такси вместе с водителями. Автомобили, по всей видимости, разобрали на запчасти, а водители как в воду канули. Никаких следов ни одного из них не нашли.
Шофер настолько резко затормозил на пятачке у бетонной ограды больницы, что машину занесло и развернуло. Я как раз приоткрыл дверцу, и меня буквально вышвырнуло из салона.
— Счастливо! — с явным облегчением бросил мне шофер и рванул с места так, что покрышки чуть не задымились.
— И тебе тоже! — крикнул я вслед, прекрасно понимая, что вряд ли он меня услышит. Будет гнать машину по Хацапетовке, как на ралли, и любого голосующего на дороге лучше собьет, чем остановится.
В палате у Владика я появился без пяти восемь. Люся нервным шагом мерила палату из угла в угол, но как только я перешагнул порог, замерла и с тревогой уставилась на меня.
— Ничего не получилось? — убитым голосом спросила она. Не верила уже ни во что.
— Это почему? — нарочито бодрым тоном возразил я. — Все в порядке!
Какое-то мгновение глаза Люси недоверчиво бегали по моему лицу. Наконец смысл сказанного достиг ее сознания, и нервное напряжение отпустило. Взгляд затуманился, рукой она, как слепая, нашарила спинку стула и села.
— Слава богу… — прошептала расслабленно. Я посмотрел на Владика. Он лежал в той же позе, что и утром, но лицо, как мне показалось, побледнело еще больше.
Возможно, в этом были виноваты сумерки.
— Как Владик? В сознание приходил?
Люся отрицательно покачала головой.
В этот момент дверь распахнулась, и в палату, включив свет, вошел интерн Лева Матюхин. Лишний раз я убедился, что приставка «интерн» никак не шла к его фигуре и умению держаться. Хирург, да и только, причем весьма опытный, уверенный в себе.
— Добрый вечер, — сказал он и вопросительным взглядом уставился на меня. Мол, урочный час пробил.
Я кивнул. Тогда интерн закрыл дверь и подошел ко мне.
— Пять тысяч? — переспросил я.
— Да.
Я вынул из кармана заранее приготовленную пачку и передал ему.
— Погодите, сейчас добавлю… — встрепенулась Люся, пытаясь непослушными пальцами расстегнуть сумочку.
— Люся, уже все оплачено, — мягко сказал я. Она не слышала.
— Минутку… — дергала заклинившую «молнию». Я шагнул к ней и взял за руку.
— Все оплачено, — повторил я.
Люся обмякла, запрокинула голову и посмотрела на меня снизу вверх широко распахнутыми глазами. В ее взгляде читалось полное
— Так как же это?.. — прошептала она.
— Успокойся. Все нормально.
Ладошка у нее была маленькая, холодная, и ее не хотелось отпускать. Хотелось согреть.
Будущий известный хирург Матюхин дотошно пересчитал деньги и спрятал в карман халата.
«Считай не считай, — мимоходом решил я про себя, а после операции все до цента Рыжей Харе отдашь…»
— Сейчас я пришлю реаниматолога, — сказал интерн. — Будем готовить вашего друга к операции.
Я с сожалением отпустил Люсину руку. Давненько не испытывал подобного чувства. Странно в общем-то.
— А где находится операционная?
— На третьем этаже.
Матюхин кивнул и степенно удалился. Нет, определенно этого интерна ждет слава. Мирового значения вряд ли, а вот на местном уровне — весьма значительная. Одним своим представительным видом ее завоюет.
Через пару минут пожилая, грузноватая врачиха в помятом халате вкатила в палату небольшой столик с медицинскими инструментами и висящими на двух штативах капельницами. Сопровождала ее худенькая, совсем юная девушка, этакая пигалица, в безукоризненно выглаженном халатике и таком же, удивительной белизны, колпаке. Скорее всего, медсестра-практикантка, поскольку врачиха не доверила ей даже столик с инструментами.
— Попрошу родственников и знакомых покинуть палату, — тоненьким голоском заявила пигалица, стараясь придать тону строгость. Строгость не получилась. Получилось этакое детско-наивное «сюси-пуси».
Пряча улыбку, я нагнулся к Люсе.
— Пойдем, — взял ее под локоть. — Будем ждать возле операционной.
Операция затянулась до часу ночи. В половине девятого, опустив грузовым лифтом на третий этаж каталку с Владиком, реаниматологи ввезли его в операционную. Минут через пятнадцать туда проследовали две медсестры, а ровно в девять из ординаторской показалась внушительная процессия хирургов и медленно, выражая всем своим видом профессиональную сосредоточенность, направилась в операционную. Посередине шел мощного телосложения старик с крючковатым носом и надменно поджатыми губами — надо понимать, тот самый «знаменитый» профессор Милыптейн. Справа от него шагал ассистент — хирург средних лет, отнюдь не уступающий в комплекции профессору, а слева сопровождал интерн Левушка Матюхин. Этакие «Три богатыря» Васнецова на современный лад. Один вид «богатырей» внушал не то что доверие, а стопроцентную уверенность в блистательном исходе операции. Косвенным подтверждением тому было и молчание дара предвидения. Никогда в «воспоминаниях будущего» ничего хорошего мне не представлялось. Взять хотя бы финал скачки на Большой приз города — исчез дар предвидения, и все тут. А как пакости накликать — это завсегда пожалуйста…
Сидя с Люсей на стульях у стены, мы проводили хирургов взглядами, не смея произнести ни слова, чтобы не нарушить их предоперационный настрой. Лицо ассистента профессора показалось мне знакомым, причем почему-то представлялось, что встречались мы с ним где-то в пивной. Глупее мысли возникнуть не могло. Наверное, был у меня случайный собутыльник, похожий на хирурга, и теперь ассоциативная память изволит со мной шутки шутить в самый неподходящий момент.
Перед операционной медсестра, сопровождавшая хирургов, суетливо забежала вперед, распахнула дверь. И хирурги соответственно рангу торжественно вошли. Медсестра закрыла за ними дверь и направилась в ординаторскую.