Слишком много женщин
Шрифт:
Самым ужасным в начале моего великого лежания было зеркало. Оно висело напротив, сбоку от кровати, поэтому я постоянно видела себя в нем. Лежачий, как известно, отойти не может. Оставалось смотреть и ужасаться. Голову не мыла, отчего становилось еще противнее. Изо дня в день смотрела, смотрела, смотрела; я за всю жизнь смотрела на себя в зеркало меньше, чем за первую неделю в больнице. Что-то мне делали с ногой, что-то шло не так, и я снова лежала на своей койке и снова смотрела на себя. И знаете что? Я привыкла. Мне даже стало казаться, что все люди, в принципе, на меня похожи. А еще через неделю я даже подумала (мозг поплыл), что я красивая, а остальные не удались. К
В 2015 году я получила сообщение: «А жениться?» Писали с неизвестного аккаунта Бибигон.
– Не хочу, – ответила я и заблокировала неизвестный аккаунт Бибигон.
Валя
Я лежу, вытянувшись на кровати: длинная и ватная. Я чувствую себя смятым одеялом, имеющим очертания тела: точка, точка, огуречик – вот и вышел человечек. А еще ноги мерзнут, тру их одну об другую и никак не могу согреть.
Два месяца назад я пошла в клуб. Дело было в конце октября, накануне снега, и тогда я напоминала себе шальную и свободную Октябрьскую революцию. Из Вали я запомнила только рост – чуть выше меня, потому что на каблуках, темную челку, закрывающую лицо, легкую сутулость и большие черные часы на руке, как для подводного плавания.
Она мне понравилась. Атака была отчаянной и безыскусной. Я сказала, что хотела бы еще раз увидеться.
Как оказалось, это означало полезть в прорубь. А вы знаете, что 60 % людей ныряют в прорубь за теми, кто им нравится? Поэтому моржи никогда не переведутся: любовный круг вечен.
Ныряние было запланировано у Вали на воскресенье, то есть после ночи в клубе утром надо было ехать на Полежаевскую, а оттуда в Серебряный бор, в лучшую московскую прорубь.
В метро было холодно, хотя, когда не выспишься, всегда мерзнешь. Валя приехала чуть позже, и я улыбалась ей идиотской улыбкой, которая бывает у нежных алкоголиков и влюбленных. К нам присоединился молодой мужчина, может быть, даже Андрей его зовут (кому это интересно), и Марина. Она знала, куда ехать и, похоже, была моржихой.
Валя, не обращая на меня никакого внимания, разговаривала с Мариной. Дабы как-то занять себя, я спросила у Андрея, кто он и откуда, давно ли плавает. Не помню, что он отвечал, разговор никак не становился интересным. Я подумала, что бывают такие дурацкие состояния, когда моя сущность сосредотачивается на одном желании и я начинаю жить в сером мире с одной светлой точкой.
Так черепахи живут. Маленькие черепашки, когда вылупятся ночью, должны бежать в море, чтобы выжить. И у них есть один проводник, который сделает их счастливым: луна. Бегут, значит, на свет, кто добежал, тот молодец, вырастет огромной галапагосской черепахой. Я тоже хотела вырасти до черепахи, во всяком случае, не умереть в младенчестве.
Пока я раздумывала о трудной судьбе рептилий, Валя разговаривала с Мариной и речь ее была похожа на пулемет. Короткая громкая очередь из слов сменялась молчанием, потом опять вопрос или замечание. Тон, жесты, обращение – все было резким и громким, как будто разговор этот – вынужденная дань обязательному общению. Общению, которое Вале было не нужно, но правила ведения жизненных военных действий обязывали.
Минут двадцать троллейбус с нами тащился по широкому грязному шоссе с серым снежным месивом у тротуара, потом свернул к парку. Здесь месиво превратилось в грязные сугробы, а у пятиэтажек лежала серая снежная перина. Зима в городе как она есть.
– Тепло
«Наверное», – подумала я и испугалась. Я подумала, что придется лезть в ледяную воду и что Вале, кажется, все равно, буду я это делать или нет, и в целом все равно, есть я или нет.
Предпоследней остановкой перед голгофой-прорубью был туалет. На отшибе парка, единственный и очень вонючий туалет, куда вся наша компания из четырех человек зашла по очереди, отдавая ожидающим сумки.
Последней остановкой был домик, а вернее, деревянный вагончик, где можно было переодеться.
– Тут печка есть, потом будем греться, – кажется, впервые с момента встречи обратилась ко мне Валя.
Я кивнула. Думать, отвечать и излучать энтузиазм мне было не под силу: предстояло раздеться и нырнуть. Обычно в такие моменты, когда предстоит какое-то волевое усилие, которое приведет к стрессу для тела, я представляю себя перед дверью зубного кабинета в детстве. Когда-то же это закончится! Раздеться, пройти в купальнике до проруби, погрузиться, два гребка – и выйти. Минут десять максимум. Десять минут потерпеть – сущие пустяки.
Я окунулась в воду отчаянно. Я, когда боюсь, всегда так делаю. Валя же заходила спокойно. Плавала она тоже спокойно, ее размеренные движения руками напоминали плавание матрон в пруду на нашей даче. Только матроны были грузными и от этого неторопливыми, а Валя была стройной и уверенной.
Собственно все. Мы сплавали еще пару раз, потом оделись и поехали домой.
Терять мне было нечего, после проруби особенно. Я подумала, что подвигов достаточно и хотелось бы внести ясность. Какая наивность! Будь у меня возможность послать себе записку из будущего от меня, растянувшейся на кровати, я бы написала: «Выпей контрасекс для кошек, иди помедитируй, вырой яму, наколи дров, только не спрашивай!»
Я даже написала такую записку, но ее не передали, и в тот зимний день я спросила:
– Валя, а каковы наши шансы оказаться в одной постели? Мне бы очень хотелось.
– У меня сейчас другие жизненные цели. Я хочу замуж и еще ребенка, – ответила Валя пулеметом с глушителем.
– Значит, нет? – мой пулемет был без глушителя.
– Посмотрим…
«Господи, – подумала я, – вот мне еще смотреть не хватало, проруби достаточно». Это же чертовски сложно – вписывать в жизнь новых людей. Намного лучше вступать в связи со старыми друзьями, их не надо ни с кем знакомить, не надо менять жизненный ритм, сплошное удобство. Я отправилась домой шуршать старой записной книжкой. Скучно так там. Заводить романы со старыми друзьями и бывшими любовниками – это как чистить ковшик от пригоревшей каши, проще выбросить. Пока все новости обсудишь, пока пива выпьешь, пока они тебе про своих бывших жен, детей и любовниц расскажут, какой уж тут роман, только футбол в обнимку поглядеть да заехать на дачу навестить их маму: со школы тебя не видела, как ты выросла! Изредка возникающие при этом мысли о сексе принимают оттенок инцеста. Короче, не получилось завести роман на старых дрожжах.
Поэтому я продолжила смотреть в Валину сторону, и мы таки оказались в одной постели через пару недель. Было удивительно, что губы могут быть такими мягкими, а еще оказалось, что я могу обнять ее целиком, и мои руки при этом смыкаются в кольцо.
Валя со мной говорила ровно и много. Это были уморительные рассказы о трех ее супружествах: две женщины и один мужчина. Она изображала на лице удивление, восторг, отвращение, гнев, и это были живые картинки, на которые я была готова смотреть бесконечно.