Слишком поздно
Шрифт:
Я не могу. Открываю рот в третий раз, но не нахожу подходящих слов. Обхватываю шею рукой и какое-то время наблюдаю за ней, жду, когда она повернется. Когда Слоан продолжает стоять ко мне спиной, а я все еще не знаю, что сказать, я подхожу к ней. Обнимаю ее и притягиваю спиной к своей груди. Слоан замирает и кладет свои руки поверх моих. Я чувствую, что все ее тело начинает сотрясать от бесшумного рыдания. Мое молчание подтвердило ее худшие предположения. Все что я мог делать, это крепко обнимать ее и целовать.
— Я люблю тебя, Слоан, — шепчу.
Она поворачивается и прижимается
Все должно быть не так. Не так девушка должна себя чувствовать, когда узнает что станет мамой. И в какой-то степени я чувствую себя виноватым в том, что она расстроена.
Знаю, что у нас еще будет время, чтобы поговорить об этом. Мы сможем обсудить все варианты позже, но прямо сейчас я сосредоточен на ней, потому что я не представляю, как тяжело ей сейчас должно быть.
— Мне так жаль, Люк, — произносит она, прижатая лицом к моей груди.
Я сжимаю ее крепче, не понимая, за что она извиняется.
— Зачем ты говоришь это? Тебе не за что извиняться.
Слоан поднимает голову, и качает ею, глядя на меня.
— Тебе не нужны лишние заботы. Ты делаешь все, что в твоих силах, чтобы мы были в безопасности, а я сейчас все порчу, — она отодвигается от меня, берет чертову ложку и начинает снова мешать суп. — Я не хочу втягивать тебя во все это, — говорит она. — Не хочу, чтобы ты смотрел, как я вынашиваю ребенка, который может быть не твоим. Это несправедливо по отношению к тебе, — она откладывает ложку и взяв салфетку, вытирает глаза. Затем поворачивается и смотрит на меня, ее лицо выражает стыд. — Мне жаль. Я могу… — она сглатывает, будто следующие слова слишком тяжело произнести. — Я могу позвонить завтра и узнать, что нужно для того, чтобы… чтобы сделать аборт.
Я смотрю на нее, осмысливая услышанное.
Она извиняется передо мной?
Она думает, что это напрягает меня?
Я подхожу к ней и запускаю руки в ее волосы, поднимая ее голову так, чтобы она смотрела на меня. Еще одна слезинка скатывается по ее щеке, и я вытираю ее большим пальцем.
— Если бы мы могли узнать, что этот ребенок мой, ты бы захотела оставить его?
Слоан морщится, потом пожимает плечами. А затем кивает.
— Конечно, Люк. Время дурацкое, но это не вина ребенка.
Несмотря на то, как сильно мне хочется обнять ее в этот момент, я продолжаю держать ее лицо в своих руках.
— А если бы ты сейчас знала, что этот ребенок Аса, ты бы захотела оставить его?
Она молчит некоторое время. Но затем качает головой.
— Я не смогу поступить так с тобой, Люк. Это несправедливо.
— Я спрашиваю не о себе, — говорю строго. — Я спрашиваю о тебе. Если бы ты знала, что этот ребенок Аса, ты бы захотела его оставить?
Вижу, как еще одна слезинка скатывается по ее щеке, но не стираю ее.
— Это ребенок, Люк, — тихо отвечает она. — Невинный ребенок. Но, как я и сказала, я не поступила бы так с тобой.
Я притягиваю ее к себе и целую в висок, молча держа ее в своих объятиях. Когда я нахожу подходящие слова, то отстраняюсь и снова заставляю смотреть на меня. — Я люблю тебя, Слоан. Безумно люблю. И ребенок, растущий внутри тебя, является
Слоан накрывает лицо руками и начинает плакать. Никогда не видел, чтобы она так сильно плакала. Я беру ее на руки и несу в нашу спальню, где снова укладываю ее на кровать. Притягиваю ее к себе и жду, пока она успокоиться. Через несколько минут в комнате становится тихо.
Слоан лежит, положив голову мне на грудь, обнимает меня.
— Люк? – она поднимает голову и смотрит на меня. — Ты самый лучший человек на свете. И я так сильно люблю тебя.
Я целую ее. Дважды. Затем наклоняюсь к ее животу и, задрав футболку, целую ее живот. Я улыбаюсь, потому что она дает мне то, в чем я даже не подозревал свою нужду. И хоть я очень сильно надеюсь, что этот ребенок мой, а не Аса ради Слоан, это на самом деле не важно. Это не имеет никакого значения, потому что этот ребенок — часть человека, которого я люблю больше всего на свете. Я счастливчик, не так ли?
Я возвращаюсь к ней и целую в щеку. Слоан больше не плачет. Я убираю волосы с ее лба.
— Слоан? А ты знала, что бетонные столбы превращаются в пончики, каждый раз, когда часы врезаются в черепашьи головы?
Она от души громко смеется.
— Ну, победа не является победой, если в комнате нет ничего, кроме грязных носков, а рождественский кекс зачерствел.
У нашего ребенка будут самые странные родители во всем мире.
НАШИ ДНИ
Точно не знаю, по чьей линии мне передался интеллект, потому что оба моих родителя невежественные идиоты.
Я не знал бабушку с дедушкой, но иногда мне нравится думать, что я очень похож на деда по отцовской линии, царство ему небесное. Говорят, гены передаются через поколение, так что, возможно, это действительно так. Наверное, я поступаю так же, как и он. И скорее всего, он так же, как и я сейчас, чертовски разочарован, что его сын - мой отец - оказался таким мудаком.
Дед уж точно гордился бы мной, и, наверное, был бы одним из немногих, из мертвых или живых, кто оценил бы по достоинству какой же я всё-таки блядь гениальный.
Давайте объясню.
Электронные браслеты. Их невозможно сломать. Если попытаешься, об этом сразу же узнают. Встроенный волоконно-оптический датчик, пошлет сигнал, как только ты попробуешь снять браслет, и полиция появится на пороге твоего дома в считанные секунды.
Если ты разрядишь батарею, об этом тоже узнают. Его никак не получится снять, потому что нога не такая гибкая, как запястье. Бог не учел электронные браслеты, когда создавал скелет человека. Эгоистичный ублюдок. Запрещено выходить за определенные границы - полиции станет известно. Черт, нельзя даже напиться. В большинство браслетов встроены датчики, которые периодически проверяют уровень алкоголя в крови. Не то чтобы меня это расстраивало. Я никогда не был особым любителем алкоголя. Мне нравится пить, но я могу прожить и без этого.