Слияние истерзанных сердец
Шрифт:
Томазине оставалось только согласиться, и она знала, что ей надо сделать, чтобы держать Ника в неведении.
– Я вернусь в Кэтшолм. Вчера Фрэнси прислала записку, в которой зовет меня обратно. Она опять намекает, что я могу остаться у нее навсегда в качестве ее компаньонки.
– Ты ей веришь?
– Нет. И я буду очень осторожна, особенно с едой и вином. Придется вернуться. Иначе вам будет трудно уйти из дома. Тем более, что мы обе хотим ускользнуть от него. Пусть возвращается на свою кровать.
– Мы могли бы что-нибудь подмешать Нику, – предложила Марджори.
– Нет.
– Лавиния бы это сделала…
– Мама это сделала бы обязательно, именно поэтому я хочу вернуться в Кэтшолм.
Вечером, едва на небе появилась полная луна, Фрэнси Раундли увидела, как ее любовник покидает Кэтшолм. В руках он нес что-то непонятное, и первой мыслью Фрэнси было, что он бросает ее, как Генри Редих. Переходя от окна к окну, она смотрела ему вслед. Он не шел, а крался – правда, не к конюшне, а к садовым воротам, а потом по полю и к Гордичскому лесу.
Заподозрив неладное, Фрэнси надела теплый плащ с капюшоном и побежала за ним. Много раз она теряла из виду тропинку, но она знала, куда он идет. Теперь знала. С помощью фонаря ей удалось разыскать поляну и, придерживая юбки, она обошла ее кругом.
Впервые она радовалась, что одета в черное: в тени деревьев се почти не было заметно. Да и башмачки из мягкой кожи не скрипели на ковре из прошлогодних листьев.
Заметив впереди огонек, она остановилась. Фонарь был в точности как у нее. Его повесили на дерево и почти совсем опустили створки, чтобы свет свечи не был виден издалека. Майлс был слишком занят переодеванием и подготовкой фокусов и трюков, чтобы обращать на что-то внимание, а когда все было готово, он взял фонарь и пошел дальше, даже не оглянувшись.
Фрэнси побежала за ним, желая догнать его и потребовать объяснений, но ярость делала ее беспомощной. Неожиданно она оступилась и упала, не успев ни закричать, ни ухватиться за что-нибудь. К тому же она ударилась головой о какой-то сук и потеряла сознание.
В своей комнате Томазина беспокойно металась из угла в угол. Время тянулось бесконечно долго. Вдруг она услышала негромкий стук в дверь и замерла от страха.
– Томазина! – громким шепотом позвал Ник. – Впусти меня.
Томазина спиной прижалась к двери.
– Зачем ты пришел?
– Тебе опасно оставаться в Кэтшолме.
– Вчера же ничего не случилось.
– Вчера луна была не такая. – Он долго молчал, а потом проговорил так тихо, что Томазина еле расслышала: – Я вчера измучился.
Томазина открыла дверь.
Несчастное лицо Ника поколебало ее стойкость, а когда он прижался губами к ее губам, она и вовсе обо всем забыла.
Дверь закрылась. Его руки ласкали ее, и губы он отвел не прежде, чем она едва не задохнулась от его поцелуя.
– Томазина, я люблю тебя! Клянусь, я тебе верю и больше никогда не позволю себе усомниться в твоей правдивости.
– Ты?..
– Я люблю тебя.
Ей хотелось ему верить.
– Томазина, я купил землю. Завтра я хочу увезти туда Иокасту и сам отправлюсь туда, как только кончится уборка. До дня Святого Михаила осталось всего три дня. – Он взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть ему в глаза, чтобы она поверила ему. – Томазина, я хочу, чтобы ты поехала с нами. Ты согласна быть моей женой?
Она не могла уклониться от его вопрошающих глаз, да и не хотела этого.
– Не знаю, что и сказать.
– Скажи «да»! Ты ведь меня любишь.
– Да. Люблю. Но сегодня я…
Он не дал ей договорить. Она не сказала ему, что он должен бежать домой и приглядеть за Иокастой, пока его матери нет дома, не сказала всего того, что должна была сказать и что положило бы конец ее мечтам о счастье с Ником Кэрриером.
– Я хочу, чтобы тебе было хорошо, – шепнул он.
Что он только ни делал с ней, доводя ее до последней вспышки страсти, после которой она ощутила, себя слабенькой, как новорожденный котенок.
Томазина так его любила, что боялась умереть, если он ее бросит и на несколько минут ей удалось заглушить в себе страшные предчувствия. Но в конце концов ей пришлось взять себя в руки. Необходимо было отослать его.
Она вздохнула.
– Что с тобой, любовь моя?
Томазина спрятала лицо у него на плече. Если она ему скажет, куда собралась идти, он ее не пустит. Если не скажет, если попытается ускользнуть от него во время его сна, а он проснется без нее, – тогда конец их любви, потому что он ей больше ни за что не поверит.
– Твоя мать? – спросил он. – Мой отец был ее любовником, и это уже не изменить, а у меня к ней не было ничего, кроме ненадолго вспыхнувшей страсти. Томазина, то, что есть у нас, так же далеко от этого, как звезды от земли.
«Если бы только мы могли это сохранить, – печально подумала Томазина, – если бы нам не надо было сегодня расстаться.»
– Ты должен вернуться домой.
– Томазина!
– Ник, если ты меня любишь, оставь меня одну. Я не могу думать, когда ты рядом. Ты меня отвлекаешь.
Она говорила правду. Лежа рядом с ним, она хотела только одного – еще раз принять его в себя и вновь ощутить блаженное слияние тел и душ.
Если бы он сейчас ее спросил, Томазина все бы ему рассказала, а там будь что будет.
Но Ник сказал только:
– Я люблю тебя, Томазина.
Он поцеловал ее еще раз, встал, оделся и ушел.
Не оборачиваясь, Ник дошел до ворот. Он совсем не был убежден, что Томазина в Кэтшолме в безопасности, хотя она и показала ему придвинутый комод.
Об Иокасте он не думал. Ее бабушка, даже если она в самом деле решила идти сегодня в Гордичский лес, ни за что не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Враг был у Томазины. И этот враг имел власть над собиравшимися в лесу женщинами.