Слизняк и его раковина
Шрифт:
…Впрочем, вспышки были - неотвратимые, как падение с большой высоты. Долгие; он и не знал, что можно так долго и так сладко сотрясаться в судорогах, когда твой настойчивый мальчик делает ещё одно длинное движение и попадает именно в нужную точку, и кажется, что сильнее уже невозможно, что на этот раз сердце точно разорвётся, не выдержав…
Они молча лежали, глядя в потолок. Люциус удобно устроился затылком на животе любовника. Светлые волосы при малейшем движении щекотали Рабастана, и он пропускал их сквозь пальцы, наматывал на ладонь,
– Спасибо, мой дорогой, - прошептал он после поцелуя.
Люциус не ответил, пожав плечами. Через несколько минут молчания полюбопытствовал, глядя в сторону:
– И под кем, интересно, ты себя представлял?..
Лестрейнджу хотелось бы думать, что он не расслышал.
– Что?..
– неловко переспросил он.
– Этот твой лорд?.. Которому так приятно подчиняться? Басти, я же не слепой и не дурачок. Я тебя вполне устраивал в пассивной позиции, но сейчас что-то изменилось.
– Люк, что за ерунда… - беспомощно начал Рабастан, но Люциус перебил его.
– Ладно. Зря спросил. Не думаю, что я и в самом деле хочу это знать.
И правда, ни к чему…
Рабастан боялся, что сейчас Люк скажет что-нибудь холодное, вроде «мне уже пора», и уйдёт, и останется неясным, будет ли следующая встреча - или на этом всё.
Но ничего подобного Малфой не сказал. Потянулся лениво:
– Лестрейндж, я есть хочу. Пойдём куда-нибудь, поужинаем?
– А когда вернётся лорд Абраксас?
– против воли полюбопытствовал Рабастан.
– Представления не имею. Когда пожелает.
– Ты не боишься, что он узнает о нашей встрече?
– Нет. Не боюсь.
– Почему?
– уточнил Лестрейндж, не дождавшись объяснения.
– Да ни почему. Просто не боюсь. Надоело.
– Прости, Люк, я не понимаю. Ты решил поругаться с отцом?
Люциус демонстративно закатил глаза:
– И ты туда же. Будто я могу с ним поругаться! Басти, он - мой отец. Ну, подумаешь, он обращается со мной, как с ребёнком, а я послушно выдаю детские реакции. Всё равно у меня нет другого отца, а у него - другого сына. И потом, а что ещё мне остаётся? Разве что уйти из Мэнора…
Рабастану показалось, будто Люциус вдруг задумался над этой мыслью, и возмущённо фыркнул:
– Ну, это совсем уж глупость.
– Я знаю, - кивнул Люциус.
– Просто представил: должность мелкого клерка в Министерстве; нищенское жалованье, позволяющее снять комнатку в мансардах Дрянн-аллеи и раз в три месяца покупать новую рубашку… Нет, меня это пугает куда сильнее, чем ссоры с отцом.
Рабастан тоже улыбнулся, представив себе Люциуса в застиранной рубашке и со впалыми от постоянного недоедания щеками.
– Лорд Абраксас никогда не позволит тебе подобного. Ты сам сказал, у него нет другого сына. А судьба рода для него - совсем не пустой звук.
– А для меня?
– настойчиво спросил Люциус.
– Ты думаешь,
– А почему - мелкий клерк?
– поинтересовался Рабастан, не отвечая на неудобный вопрос.
– Низко метишь. Насколько я помню, в Хогвартсе ты был отличником. Опять же, у тебя есть знакомства…
– У моего отца есть знакомства, - отрезал Люциус.
– Думаешь, хоть кто-нибудь даст мне рекомендации после того, как я поругаюсь с отцом? Боюсь, что всё обстоит как раз наоборот - никто не решится взять меня на службу, чтобы с ним не ссориться.
Лестрейндж осторожно сказал:
– Ты мог бы вести финансовые дела организации… Я уверен, что лорд Волдеморт доверил бы тебе это.
Люциус молча помотал головой. Он отказывался говорить о Рыцарях Вальпургии и о Тёмном Лорде после той встречи. Рабастан так и не понимал этого каприза: вроде бы, ничего значимого между Люком и Лордом сказано не было. Ну да Мерлин их разберёт…
– Ты, кажется, приглашал меня на ужин, - напомнил он, пошарив руками вокруг и вытаскивая из-под спины Люциуса свою палочку.
– Accio брюки! Дьябло, Малфой, это твои… И слезь с моей рубашки, ты на ней лежишь!
Глава восьмая. Рабастан.
После ужина Люциус отправился домой. А Рабастана сегодня ещё ждали в доме Алленов. Он теперь довольно часто бывал там. А Руди и Белла так и вовсе пропадали там чуть не каждый день.
Рабастан был убеждён, что Белла влюблена в Тёмного Лорда. Почему бы ещё в его присутствии она так воодушевлялась, а её эксцентричность буйно расцветала?.. Но брат, кажется, ничего не замечал.
Впрочем, может быть, Родольфус просто предпочитал не обращать на это внимание. Он вообще отличался меланхоличностью нрава, да и сильных страстей в их отношениях с Беллатрикс никогда не было. Их скорее можно было назвать друзьями, чем любовниками.
Как-то раз в Хогвартсе, после особо неудачного занятия по Зельям, на котором Родольфусу не повезло оказаться в паре с медленно соображающим увальнем из маггловской семьи, он слишком громко высказался в адрес тупости грязнокровок. А неподалёку довелось оказаться префекту Гриффиндора. Как назло - магглорождённому, и не замедлившему принять заявление Руди на свой счёт. Вместо того, чтобы снять с самонадеянного слизеринца баллы, он вызвал его на поединок, нимало не смущаясь тем, что его противник на два курса моложе.
Дуэль закончилась вполне ожидаемо - Руди, всего усыпанного гнойными прыщами и покрытого фиолетовой слизью, приволокли в Больничное крыло. А через два часа на соседней кровати лежал и второй участник поединка - без единой кости во всех четырёх конечностях и с отшибленной памятью. И пока Лестрейнджа мазали снадобьем от фурункулов, несчастный гриффиндорец послушно глотал Костерост и скрипел зубами от боли в растущих костях.
– Всю ночь уснуть не мог от его стонов, - пожаловался на следующее утро Родольфус брату и Беллатрикс.