Сломанная кукла
Шрифт:
– Итак, бойцы! Сейчас мы поделим вас на тройки. Первая тройка в авангарде пашет в снегу тропу, вторая утаптывает. Остальные идут на лайте. Каждые двадцать минут, авангард идёт в тыл отдыхать, и в дело вступает следующая тройка. И вот так “ручейком” двигаемся.
– А нас же пятнадцать... И трое инструкторов. Кому Бедолагу?
– стебутся курсанты.
– Бедолага просто идёт в тылу и на том спасибо.
– Нечестно...
Оттягиваю нашивку, читая фамилию курсанта.
– Бобров... Бобров отныне у нас носит
– Не... Нахер такое. Пусть идёт "и на том спасибо".
– Честный у нас получил первый скилл по маршброску - "не нагружать бедолаг". Иначе, потащишь на себе. Силы в отряде должны быть усреднены нагрузками. Снег не жрать. Покараю. Все ждём привала и горячей воды. Первая тройка - Честного. И это второй скилл. Понял, какой, боец?
– Инициатива имеет инициатора?
– Бинго. Меньше выебывайся. Вперёд! Направление - между двух холмов.
Замыкаем с Танго строй. Перед нами - Бедолага.
Скашиваем друг на друга взгляды, беззвучно угорая над его походняком.
– Бедолага...
– окликает Танго.
Оглядывается.
– Хобой не виляй!
– Гыыы...
– ржут курсанты.
Он поспешно поднимает ее на пояс. Но виляет всё равно…
Глава 10 - Посттравматический
Пока мы идём по неглубоко проваливающемуся насту, идти легко. Так как я иду последней. Когда начинается глубокий снег по колено, строй меняется, и все идут след в след.
Мне кажется, что каждый впереди идущий, специально делает максимально широкие шаги, чтобы "Валерий Солод" испытывал как можно больше сложностей, пытаясь идти по этим следам. И я испытываю, делая раз за разом практически батман*, шаги шире, чем позволяет рост и длина ног, это тяжело. Под балаклавой шея мокрая и лицо. Но я не рискую снять.
Благо чехлы на обувь, затянутые у меня под самым коленом, не дают набиваться снегу.
Поворчав, инструктора отправляют меня за свои спины, и идут по следам, разбивая их в более широкие снежные провалы. Становится легче.
Через несколько часов утомительного движения - привал.
Курсанты ломают нижние сухие ветки с сосен. И я тоже приношу охапку. Они быстро схватываются пламенем и трещат.
– Сядь и отдыхай, - строго командует мне Псих.
Наверное, я задерживаю движение группы.
Псих делает две треноги у костра, ставит на них палку с висящими котелками. Они битком набиты снегом. Объясняет курсантам что-то. Я слушаю вполуха. И больше слушаю его голос, чем то, что он говорит.
– ...В воду стоит добавить лиственницу. Это усилит выносливость. Снизит риск кишечных отравлений. Если есть возможность ещё и шиповник.
–
– Есть будем утром и вечером. Во время движения только пить.
– У-у-у...
– Не войте. В ваших телах ресурса на две недели. На одной воде идти можно.
Сидя на рюкзаке, смотрю сквозь пламя вдаль. Там склон и замерзшая поверхность реки.
Говорят, по реке идти проще. Там нет сугробов, ветер сметает снег.
Хочется снять перчатки и погреть руки у живого огня. Но я не рискую показывать свои руки. Они никак не сойдут за мужские.
Клонит в сон. Тело расслабляется.
Может здесь и тяжело, и меня презирают многие. Но мне здесь удивительно хорошо. Дышится полной грудью.
– Бедолага...
Вздрагиваю.
– Икры не сводит?
Отрицательно кручу головой.
– Если чувствуешь судороги, снимай обувь, растирай, продавливай.
Киваю, наблюдая за его руками, которые ломают молодые маленькие веточки лиственницы.
У него огромные руки, все покоцанные - темная обветренная кожа, вены, кое-где мозоли, шрамы. Он может убить голыми руками, не сомневаюсь. Но эти руки сейчас делают что-то мирное и теплое. Чай нам всем.
Отходит от костра.
– Почему у него позывной Псих?
– Отец говорил, его комиссовали. Он поймал шизу и расстрелял толпу подозреваемых. Его прикрыл кто-то сверху, и списали на посттравматический и несчастный случай.
– Охереть...
Моё сердце почему-то с этим не согласно. Но это вполне возможно. Вполне.
Все они там друг друга прикрывают.
– Грохнет нас тут по тихой грусти, - недовольно бубнит Честный.
– Очково как-то.
– Да гонишь что ли?
Мне нужно уединиться ненадолго. И я незаметно ухожу от лагеря обратно, по вытоптанной тропе.
Сделав свои дела, вдали от глаз мужчин, натыкаюсь на куст шиповника. Там висят оледеневшие ягоды.
Стряхиваю с куста снег. Прижимая руку к груди, собираю в нее ягоду.
Слышу свист.
Вздрогнув, иду обратно. Навстречу мне один из курсантов. Большинство из них в балаклавах, лица как и у меня закрыты, и я не различаю их пока.
– Слышь, Бедолага, - зло.
– Все устали. И бегать, искать тебя не обязаны.
Молча прохожу мимо него к лагерю.
– Ты чо игноришь?
– толчок в плечо.
Как выпущенная из рогатки, улетаю в снег рассыпая ягоды.
Курсант чуть растерянно смотрит на меня и россыпь ягод на снегу.
– В тайге особенных нет, усёк.
Подбегает Псих.
– Что случилось?
– Бедолага упал...
Внимательный взгляд пробегается по мне, ягодам, снежным следам.
– Понятно. Если товарищ упал, подай руку, помоги подняться.
Злясь, тянет мне руку.
Отбиваю его руку, поднимаюсь сама. Отряхиваюсь.
– Ты где шиповник взял?
– поднимает с сугроба ягоду Псих.