Сломанная тень
Шрифт:
Ноги Андрея Артемьевича помнили каждое па, но не всегда за памятью поспевали.
– Как же, Оленька! В молодости каждый вечер на балах служил!
– Служили? – удивилась Змеева
– Представьте себе! – улыбнулся Лаевский. – В мои времена, коли кавалеров на балу не хватало, обращались в соседний полк. И нас, молодых офицеров, строем отправляли танцевать!
– Может, тогда и мазурку осилите? – спросила Ольга.
– Извини, душа моя, запыхался, – виновато ответил Лаевский. – Старость!
– Жаль!
Генерал и сам расстроился. Оленька, его милая, добрая, хорошая и теперь ясно, что любящая Оленька так любит танцы! Как бы ей пособить?
– Пойдем-ка навестим Полину, – предложил Андрей Артемьевич.
Змеева взяла его под руку, и они направились к Налединской, которая по-прежнему беседовала с Кислицыным.
– Что, молодежь, не танцуем?
– Не до танцев мне, папенька! – огрызнулась Полина.
– А вы, Матвей?
Кислицын пожал плечами.
– Я, – признался Лаевский, – собирался выказать вам неудовольствие, усовестить, так сказать. Вы подло играли чувствами несчастной сироты…
Генерала на два голоса попытались прервать Полина с Ольгой:
– Папенька!
– Андрей Артемьевич!
Но старый вояка уже завершал обходной маневр:
– Однако выяснилось, что ангел мой не держит на вас зла! И прощает вам бесчестный поступок!
– Рад! – пролепетал растерянный Матвей Никифорович. Ссориться с отцом возлюбленной ему было не с руки. – Еще раз прошу прощения у вас и у Ольги Борисовны!
– Открою вам секрет, – подмигнул, радуясь собственной хитрости, генерал, – у Оленьки свободна мазурка! Загладьте вину! Пригласите!
Матвею Никифоровичу ничего не оставалось, как щелкнуть каблуками и подать бывшей невесте руку.
– Мне нужны деньги, папенька! – огорошила отца Налединская, как только осталась с ним наедине. – Я хочу покинуть Петербург вместе с Матвеем!
– Что? Что ты сказала?
– У меня будет ребенок, я желаю развестись с Юрием! Разве Владимир вас не известил? Что с вами, папенька?
Андрей Артемьевич, дабы увильнуть от неприятного разговора, схватился за сердце, применив отточенный с Софьей Лукиничной прием. О беременности дочери он узнал еще утром, от Ирины Лукиничны, но обсуждать эту тему не хотел.
– Илья Андреевич! – позвала доктора испуганная Полина.
Тоннер никак не мог понять, почему он весь вечер оказывается рядом с Налединской. То и дело отходил он от нее на несколько шагов, но через секунду, обернувшись, обнаруживал Полину за спиной.
– Что случилось?
– Папеньке плохо…
– Ерунда! Пустяки! – виновато улыбался Лаевский. – Потанцевал сдуру…
– Вам лучше присесть! – посоветовал Тоннер.
– Но… Я дочке мазурку обещал. Может, вы вместо меня? Выручите, доктор? Вот-вот грянет!
– Папенька! – возмутилась батюшкиной лжи Полина, но было
– Позвольте, сударыня, иметь честь пригласить вас на мазурку!
Метнув в отца злобный взгляд, Полина подала ему руку.
Довольный Андрей Артемьевич потрусил к карточным столам.
Бравурная мазурка – самый сложный танец для кавалера. Тоннеру она давалась с трудом.
– А вы неплохо двигаетесь! – отметила после первого круга Налединская. – Не знала, что в медицинских академиях учат танцам!
– У меня был домашний учитель, месье Ришар.
– Вы дворянин? – удивилась Полина.
– Да! Мой отец – французский аристократ, бежал от революции. Полина! Могу я надеяться, что сказанное мной останется между нами? Тетушка хочет силком увезти вас в деревню…
– Вот как? – Полинины глаза сузились. – Она сама вам сказала?
Тоннер кивнул.
– То-то она больно ласково со мной разговаривала!
– Вам надо бежать!
– Пока не получается. Ни у меня, ни у Матвея нет денег! Одна надежда на его наследство. Господи! Нет! Это ловушка!
Полина замерла, не окончив па, и Тоннер был вынужден ее слегка подтолкнуть.
– Что за ловушка?
– Матвей сегодня получил письмо. Некая капитанша готова продать ему настоящее завещание отца за пять тысяч рублей.
– Подозрительно…
– Подозрительно другое! Встречу она назначила на два часа ночи. Я думаю… Нет, я даже уверена. Это Владимир! Он решил убить Матвея!
Мазурка закончилась. Тоннер поклонился.
– Я могу взглянуть на письмо?
– Разумеется! – Налединская легко сжала его пальцы.
Смотреть, как доктор танцует с Полиной, было для Угарова невыносимо! Усугубляя его мучения, коварная улыбалась и что-то нежно шептала кавалеру на ухо.
Дуэль! Решено!
– Денис! Я же просил вас приглядеть за ним! А теперь мне конец! – от ужаса хмельные глаза Терлецкого вылезли из орбит.
– Что случилось, Федор Максимович?
Терлецкий вытянул дрожащий палец:
– Роос с государем беседует!
Денис обернулся:
– Это сам государь?
– На Кавказ сошлют! – мрачно предрек собственную судьбу Терлецкий. – Денис! Молю! Подойди к ним, послушай хоть, о чем говорят!
Угаров не спеша приблизился к беседующим, остановился невзначай, словно задумался. Нет, ничего не слышно! Слишком шумно.
– Денис! – Роос заметил его и поманил рукой. – Ваше величество! Позвольте представить вам моего русского друга! Денис Угаров!
Император презрительно посмотрел сверху вниз на подданного и строго спросил по-русски:
– Тебе, что ли, поручено писаку этого сопровождать?
– Нет, ваше величество! Я…
– Мой император! – перебил Угарова американец. – Мечтаю задать вам пару вопросов.