Сломанная вселенная

Попов Андрей Викторович

«Возможно, он по-своему счастлив», — заметил Максим.

Одеяние Философа было тем, чем и ожидалось быть — грубая мешковина, залатанная в нескольких местах, истоптанные сандалии, невесть из чего сделанные. Свисающие до плеч седые волосы свидетельствовали если не о мудрости, то о старости — наверняка. Очень удачно гармонировала с обликом отшельника маленькая трость — та самая трость, которая по неписанному закону подобает всем ученым мужам. И, хотя Философ нисколько не хромал, она, в зависимости от ситуации, могла превратиться в посох или жезл.

Максиму было крайне неловко нарушать

это священное уединение, и он стал искать способ, как бы тактичнее заявить о своем существовании. Может, постучать? Или учтиво кашлянуть? Был еще другой вариант — подождать, пока хозяин пещеры сам заметит его и пригласит войти. Но тот, казалось, так глубоко погрузился в самого себя, что едва ли замечал стены собственного жилища.

Вдруг Философ сел за свой маленький стол и принялся что-то писать. Ну, вот… Уж теперь-то его явно нельзя было беспокоить! Прошло еще целых пять минут, и он, не оборачивая головы, громко произнес:

– Заходи, Максим, сколько можно стоять!

Ого! Он еще и прозорливец!

Максим охотно отдался плену столь авантажной темницы. Находясь уже внутри, он еще раз бросил беглый взгляд на всю убогость и крайнюю скудность невзрачного жилища, но тут же понял, что в бедности и смирении есть некое изящество, недоступное груде драгоценных камней.

– Это верная мысль! — Философ наконец обернулся.

Его лицо было сплошь покрыто морщинами. А если бы кто внимательней вгляделся в этот лик, то обнаружил бы, что линии морщин представляют собой написанные на коже многие математические формулы. Левый глаз Философа был строгим равнобедренным треугольником, средний представлял трапецию, а правый — окружность радиусом равным высоте этой трапеции. Ртом являлась оборванная синусоида, которая сжималась и растягивалась в зависимости от частоты издаваемого звука.

Максим старательно подбирал слова, чтобы начать разговор.

– Меня к вам привело очень серьезное дело… Да, прежде хочу попросить прощения за то, что нарушил ваш покой, но я…

– Знаю, — прервал его хозяин как-то грубо и бестактно, что тот даже слегка обиделся. — Знаю, юноша, зачем ты пришел ко мне. Какое-то время ты, подобно всем жителям этого мира, вел жизнь праздную и беззаботную, видя только то, что видишь, наслаждаясь призрачными радостями и дружа с обманчивой беспечностью.

Потом Философ некоторое время молчал, глядя Максиму прямо в глаза, а может, и глубже. Его трость очертила в воздухе какие-то непонятные и совершенно невидимые символы. Худые костлявые пальцы сжимали ее так сильно, что она, казалось, давно уже вросла в ладонь.

– Все началось с конца света. Верно?

Максим вздрогнул.

– Ты увидел крушение мира, пространственно-энергетический коллапс, и на тебя эта картина произвела такое шокирующее впечатление, что пробудила в тебе наконец тягу к фундаментальным основам бытия. И ты впервые стал задавать себе вопросы. «Что это за мир, в котором я живу? По каким законам он развивается? И как объяснить то, что я объяснить не в состоянии?». Ведь верно?

Максим молча кивнул. Он вдруг понял, что в нем пробуждается вера в силу этого отшельника. Его мягкий вкрадчивый голос, его седина и искрящиеся в глазах огоньки мудрости, даже прогнившая трость — все это вместе взятое производило какое-то подсознательное внушение. Хотелось слушать и слушать, жадно поглощая каждое слово. Даже в самом звучании слов, если не вдаваться в их смысл,

чувствовалась некая целительная сила, приносящая покой обескураженной душе. А что касается смысла, то он уже являлся пищей для ума, способной утолить интеллектуальный голод. Максим нуждался и в том, и в другом.

Философ принялся ходить из угла в угол. Так он делал всегда, когда был подвержен вдохновению собственных идей.

– Всякое познание начинается с поисков. И мне суждено было через это пройти: сначала любопытство, затем болезненное непонимание, потеря покоя и радости — любая истина, как известно, рождается в муках. Если бы ты знал, сколь много времени, трудов, бесчисленных бдений потребовалось мне, чтобы достичь высот мудрости! Не знаю, смогу ли я ответить на все твои вопросы, но с самыми главными за долгие годы, кажется, разобрался. Да, да… не побоюсь этой крикливой фразы: я познал мир, в котором живу!

– Ну что ж, господин Философ, тогда с этого и начнем. Не могли бы вы мне объяснить, как он возник и что он вообще из себя представляет? — Максим уже несколько осмелел и почувствовал, что его голос зазвучал увереннее.

Огромнейший мир, раскинувшийся шатром между четырьмя Бесконечностями, даже не подозревал, что его участь решается в этой маленькой каменной каморке, а его смысл заключен лишь в одной голове. И вполне возможно, что самому миру было интересно послушать — что он такое из себя представляет.

Философ почему-то попросил Максима закрыть глаза. Тот послушался.

– Ну, и что ты теперь видишь?

– Да ничего… темнота.

– Вглядись внимательней.

– Ну… какие-то неясные блики в образе мерцающих мурашек. Едва заметные линии красок, которые возникают и тут же куда-то исчезают… Но тем не менее темнота остается темнотой, а все остальное — глюки моего рассудка.

– Смотри очень внимательно, Максим. Это то, из чего возник наш мир. Для твоего слуха будет очень странно узнать, что все вокруг является творением слепого хаоса, в котором нет ни законов, ни следствий, ни причин — словом, ничего поддающегося логике.

– Хаос… — задумчиво протянул Максим.

В свою очередь, Хаос возник из Пустоты — этого идеального всеобъемлющего Нуля, где нет ни энергии, ни движения, нет полей и частиц — абсолютно ничего, даже времени.

Максим до сих пор сидел с закрытыми словами, следуя за гипнотическими словами Философа, уводящими сначала в хаос, а потом в пустоту.

– И как же все началось? — этот вопрос напрашивался сам собой.

– Пустота стала расщепляться… Внимательно следи за моей мыслью. Подобно тому как электрически нейтральный атом может быть разложен на электрон и положительный ион, так и идеальный Ноль несуществования способен расщепиться на две противоположности, в сумме образующие этот ноль. Если в пустоте вдруг возникал сгусток энергии, то лишь в паре с таким же количеством антиэнергии, возникает время, тут же появляется вектор антивремени, пространство — антипространство, частица — античастица, и так далее. Словом, Пустота стала издавать беспорядочные флуктуации энергетически-времянных параметров. И это называлось Хаосом. Тогда еще не существовало никаких законов, материя не была сформирована в том виде, как мы ее сейчас наблюдаем. В хаосе возникали многие бессмысленные и бессвязные образы и тотчас исчезали. И единственный, пожалуй, закон, властвующий в то время, был закон теории вероятностей.