Сломанная вселенная

Попов Андрей Викторович

Приближался очередной конец света, и никогда он еще не был столь желанным, как сейчас. Максим, слегка пробудившись от забвения и дав волю своей фантазии, уже рисовал себе предсмертную агонию мира: как подует ветер, как поднимутся воинственной стеной тучи песка, как все ползающие и летающие твари, охваченные гневом стихии с примесью его личного гнева, стремительно понесутся…

Стоп! Ветер!

Он схватился за эту мысль и принялся ее развивать. А ведь ветер, однако, может стать помощником, который, если подует в правильном направлении, вынесет бутылки на берег! И это шанс! Причем — реальный шанс!

Когда человек, который барахтается в самой

трясине отчаяния, вдруг осознает, что ночь не так уж темна и скорбь не так уж безнадежна, все вокруг как бы рождается заново. Максим первый раз улыбнулся. Бой еще не закончен. Уже неоднократно умиравшая и неоднократно воскресавшая надежда задела какие-то мажорные аккорды души, и он еще яснее почувствовал — действительно, бой еще не закончен, но вступает в свою роковую фазу. Сейчас или ОДНО, или ДРУГОЕ. ТРЕТЬЕГО не будет.

Максим в своих преждевременных помыслах, конечно же, не мог предвидеть, что именно ТРЕТЬЕ его и ожидало…

Темнело с каждой минутой. Небосвод одевался в свой вечерний наряд из смугло-сизых тонов. Снова появились эти длинные извивающиеся линии, фосфорирующие белизной и, безусловно, являющиеся единственным украшением ночи. Послышался знакомый гул ветра, и пустыня встрепенулась, ожидая его скорое пришествие. Ветер несся от края мира, погоняя перед собой облако песка и пыли. Он был первым предвестником наступающего конца. От его прикосновения все вокруг дрожало, растворялось в страхе и сумерках. А как красиво светились в темноте координатные оси! Ось Z насквозь пронзала неизмеримую в принципе толщу небосвода. Оси Х и Y повелевающее указывали на четыре стороны света, объявшие целое Мироздание. Перед концом света казалось, что эти оси — единственное, что существует реально и независимо, они захлопывают внутрь себя целую вселенную. И не исключено, что они же ее и порождают из полного небытия.

Озеро взметнулось внезапными волнами и стало отчаянно биться, вырываясь из собственных берегов, как из некой потенциальной ямы. Было уже совсем темно, но не от близкого присутствия ночи, а от взвившихся в воздух песчаных масс. Стало трудно дышать, песок залеплял глаза и уши. Сам разбуженный чьим-то гневом, он пытался выместить свой гнев на других.

Положение становилось крайне затруднительным.

Максим впотьмах метался у берегов озера, стараясь разглядеть злополучные бутылки, но возникший хаос — пожалуй, тот, что был до возникновения мира — поглотил все и вся. Ветер усиливался и уже выл по-звериному. Волны бешено плескались, разнося во все стороны брызги кислоты. И лишь когда эта кислота окатила Максима с ног до головы, он понял, что пора бежать, иначе смерть. Пришедший ураган вот-вот вынесет жидкость озера из его вместилища, и огромная смертоносная масса уничтожит все, что когда-то называлось органической жизнью.

Он кинулся в сторону, но тут же споткнулся. Нога наткнулась на что-то твердое и скользкое. Смутная догадка заставила его судорожно шарить рукою по поверхности. Было еле видать, что творится под носом. Ну, конечно же! Это бутылка! Одна из трех. С трудом веря собственному успеху, он вцепился в нее мертвой хваткой и продолжал искать другие две. Ползал на коленях, молил какое-то неведанное божество, но… тщетно. Все тело жгло от кислотного дождя, лившегося сверху. Боги, если таковые где-то существовали, каждый вечер приходили в полное бешенство, круша и ломая все миры, какие только попадутся им под ноги. Собрав последние силы и отдав их ногам, Максим устремился вдаль от озера.

Не прошло и двух минут, как бутылка была разбита

о сталь кинжала, и он уже сжимал в руке свернутый клочок пергамента. Сердце колотилось, кровь была готова вырваться из артерий от крайнего волнения. Все вокруг ревело и металось в круговороте самого настоящего апокалипсиса. Воспользовавшись последними остатками света, до предела напрягая зрение, Максим развернул листок и прочитал:

«В сейфах памяти хранится, В жизни оставляет след, К нам оно не возвратится. Это ТО, ЧЕГО УЖ НЕТ.»

Смысл прочитанного медленно вполз в сознание.

– Вот идиотская загадка! — он со злостью разорвал пергамент в клочья, которые тут же стали жертвой уносящейся в бездну стихии. — Столько перетерпеть… ради такой глупости!

Это была последняя реплика, последняя мысль, последний прилив негодования — вообще, последнее проявление каких-то чувств. Все меркло, все с шумом и грохотом неслось к Центру Мироздания. Говорят, ад должен длиться вечно. Но один единственный день, проведенный Максимом в царстве настоящего Ужаса, показался ему лишь немногим меньше этой вечности.

Глава минус третья

Абсолютная темнота…

Яркий, пронзительный свет!

Медленное угасание…

Если мертвым суждено все же когда-то воскреснуть, то их пробуждение будет выглядеть примерно таким же образом. Из абсолютной гробовой темноты и еще более глубокой загробной тишины действом какой-то вселенской магии возрождается мир, с которым уже давно попрощался. Он восстает из тлена и праха твоего потухшего сознания. Невесть откуда пришедшие живительные ветры смогли рассеять туман забвения, раздуть казалось бы окончательно угасшие искорки мыслей, а может, даже повернули вспять само время — это неумолимое и никем еще не обузданное верховное божество.

И мертвый встает из гроба… и смотрит по сторонам… и ощупывает свое тело, не веруя в происходящее… и молится своему богу… и идет, вдыхая вкус новой жизни…

У всей этой доисторической мистики есть какая-то ассиметричная аналогия с происходящим. Там умирает и возрождается один человек — дело неслыханное и абсурдное, но какими тогда словами мы назовем явление, где вот также умирает и возрождается целая вселенная? Какой-то древний мудрец (кажется, Соломон) сказал, что во многой мудрости много печали, и человек, приобретая знание, приобретает скорбь. Максим, подсознательно следуя этому правилу и избавляя себя от той самой ненужной печали, решил больше не приобретать столь дорогостоящую мудрость, не обременять себя бесконечной головоломкой бытия, а просто воспринимать все таким, как оно есть. Бесхитростно, наивно, по-детски… Так легче живется.

На следующее утро, находясь нигде иначе, как в Центре Мироздания, он твердо знал две вещи. Первое: как бы то ни было, а ответ на одну из загадок у него имеется. И второе: НИкогда, НИ при каких обстоятельствах, НИ за какую награду он больше не сунется в эту смертоносную пустыню. Ужас всего пережитого стоял теперь непреодолимой стеной между ним и жгучими песками. НИКОГДА! Даже если сама принцесса в слезах и на коленях будет умолять его об этом. У каждого человека имеются определенные внутренние силы. Но у всяких сил, в свою очередь, имеется предел, для них недосягаемый — это нехитрое мудрование окончательно успокоило его и утвердило в своем решении.