Сломанное время
Шрифт:
– Я пойду подышу свежим воздухом, – Левша поднялся и всплеснул руками, как если бы стряхивал с них воду. – Все затекло, и дышать этим дохлым тюленем уже не могу.
Но, поднявшись и потерявшись из виду, он стал демонстрировать чудеса ловкости. Вместо того чтобы обходить сооружения на верхнем этаже, он подпрыгнул, подтянулся и забрался на самый верх. Стоять на наваленных в кучу кусках переборок, рельсов, щитов было неудобно, но он, найдя точку опоры, пошел по ним в направлении киля. Именно там находилась лестница, ведущая вниз, к туалету, или – «гальюну», на чем мягко настаивал Макаров. Шагая тихо, Левша
Очень скоро глаза его привыкли к темноте, и он увидел желтое пятно. Рядом с пятном – черный силуэт. Пытаясь сообразить, что в туалете на полу одновременно могут делать беременная девушка и ее сопровождающий, он прыгнул вперед и вцепился руками в обломок трубы. Та скрипнула и подалась вниз.
«А, пусть слышат и видят, в конце концов, я здесь для их же блага!» – решил он и, дождавшись, когда труба хрястнет и мягко опустится, спрыгнул на пол – перегородку.
Под его ногами лежал обрывок платья девушки. Кусок подола. Рядом, распластавшись и разбросав руки, лежал мужчина со шрамом. Борис. Лицо его было залито кровью так, что заполненными оказались даже глазницы.
Всего секунду находился Левша в растерянности.
Он бросился к борту – стене. Выбитый взрывом кусок железа, как окно, открывал виды на долину. Левша приник к нему и почувствовал, что руки его легли на что-то влажное. Он поднес их к глазам: они были черны. Он их понюхал. Они пахли свежим мясом.
Вытянув из кучи лома кусок арматуры, Левша врезал им по качающейся перед ним трубе. А потом еще раз. А потом еще. И бил он так до тех пор, пока в долине не раздался раздирающий душу вой, а на палубе – топот.
– Левша! – возбуждение было так велико, что он даже не понял, кто его зовет.
На палубу спрыгнул доктор.
– Девушка пропала, – тяжело дыша, прошептал Левша. – Борис, человек со шрамом… в общем, он пока скорее жив, чем мертв.
Донован определил – жив. Пока жив.
– Это очень странный дом, – молвил лысый, усаживаясь удобнее.
Гоша видел, что браслеты причиняют ему боль. От запястий и до самого локтя его руки были в запекшейся крови.
– Странно одетые люди, странные вещи в их руках. Странная еда… – Лысый покосился на тварь. – Это поместье Сатаны… Они уже превратили Роберта в дьявола. Поделом, конечно, но что будет со мной?
Он закрыл глаза, но тут же снова открыл.
– А почему вы ходите по дому дьявола свободно?
– Не так уж свободно. Я же говорю – мы почти в восьмистах ярдах под землей. Я спустился по лестнице с авианосца.
– С авианосца?
– Да, это такой корабль, который возит по морям самолеты.
– Самолеты?
– Вы вовсе не обязаны повторять все, что я говорю. Почему вы прикидываетесь сумасшедшим?
– Арчи? Не смешите меня! – Лысый хохотнул. – Прикажите ему сидеть. Я видел, как это делает его хозяин. Он тут же сядет.
– Проблема в том, что он как раз сидит.
– Ну, тогда велите ему идти к северным воротам.
– К северным воротам?
– Вам совсем необязательно повторять все, что я говорю. Северные ворота – это выход из этой части коридора. Меня туда возят каждый день.
Тварь заурчала. Этого оказалось достаточно, чтобы лысый заволновался.
– Он чувствует приближение своих мучителей. Если вы не один из них, вам лучше убраться! Но прежде чем вы покинете эту комнату, скажите…
– Да? – отозвался Гоша, сердце которого заколотилось в груди жарко и часто.
– Скажите, что вернетесь за мной. Пообещайте… – Глаза лысого в полумраке заблестели от слез. – Или убейте сейчас. Я не хочу превращаться вот в это… – И он посмотрел на тварь.
– Я обещаю, – скинув лохмотья, заменяющие на его теле рубашку, Гоша обмотал их вокруг левой руки. «Я приду за этим ненормальным, – решил он. – Если через десять минут меня самого не прикуют к стене». – Я вернусь. А сейчас – простите, мне нужно кое-что выяснить…
Вздохнув и напрягшись, Гоша выскочил навстречу собаке.
– Храни вас бог! – свистящим шепотом прокричал ему вслед лысый.
«Не помешает это! – пронеслось в голове Гоши, когда он перехватил правой рукой горло вцепившегося ему в левую руку добермана. – Уйти, уйти вместе с ним подальше!..»
– Арчи, сволочь! – слышал он. – Куда ты снова ушел, скотина?!
Доберман рычал, дергая головой. Чтобы он не разорвал предплечье, Гоша перекрутил ошейник в кулаке. Острые шипы врезались ему в ладонь, и он почувствовал в кулаке сырость. Но доберману было куда хуже. Перекрученные в звеньях пластины держали его глотку, словно клещами.
«Только бы успеть оттащить, только бы успеть…»
Превозмогая боль, Гоша заволок огромного кобеля за угол. Теперь он мог сражаться.
Не вытаскивая из пасти руки, он стал медленно вращаться вокруг своей оси. Задние лапы добермана оторвались от земли, и он стал описывать круги. Перехватывая ошейник все ниже и ниже к горлу, Гоша вскоре добился того, что держал собаку за ошейник снизу. Раскрутив ее до того, что уже с трудом сохранял равновесие, Гоша, кружась, быстро пошел на угол, выпирающий меж двух коридоров. Озверев и обезумев, кобель пережевывал челюстями. В покрасневших белках глаз его черные, как маслины, зрачки-пуговицы были недвижимы, как у рыбы.
Хыкнув, Гоша с размаха ударил добермана спиной об острый угол. Удар был такой силы, что, когда пес разжал зубы и взвизгнул, Гоша отлетел в сторону и ударился плечами о стену. Он почувствовал потрясение, но медлить было нельзя. Вскочив и запутавшись в ногах, он рухнул на добермана.
В коридоре раздавались шаги.
«Или сейчас, или – к Гудзону в компанию…» Почему он назвал сумасшедшего Гудзоном, он и сам не знал. В конце концов, всем сумасшедшим дают прозвища…
Он упал на собаку, обхватил ее ногами и перевернулся на спину. Кобель, рыча и брызжа слюной, рвался к кадыку…