Сломанное время
Шрифт:
На втором этаже находились кабинеты администрации, компьютерный класс, большой общий холл со столом вахтёрши, комната подготовительного класса и их отдельный физкультурный зал, на третьем и четвёртом – большинство обычных учебных кабинетов. Лестница шла дальше и заканчивалась башней, от которой никому не было никакого толка, потому что она всегда была заперта.
К пятому классу Тёма заметил и сформулировал путь развития учеников школы «Юнова». Первоклассники, и тем более подготовишки, башней не интересовались. Как будто её вообще не было. Во втором классе интерес появлялся и весь год постепенно
Заканчивалось всё всегда одинаково: грандиозным скандалом. Ромашка Бегемотовна – преподаватель математики, завуч школы и заслуженная гаубица – страшно ругалась, тратя на это не только классный час, но и обычный урок математики. Всем детям надо было написать объяснительные. Чьих-нибудь родителей вызывали в школу – обычно тех, кто и так вёл себя не очень хорошо. Сам Тёма всё это пропустил, потому что перешёл в школу «Юнова» только в самом конце второго класса. Скандал их года к тому моменту уже совершился, и только вдалеке сверкали молнии. Иначе – и Тёма ни минуты в этом не сомневался – именно он оказался бы главным злодеем.
За третий, четвёртый и самое начало пятого класса он и так написал этих объяснительных штук сорок, не меньше. Точно он не знал, потому что бросил считать вскоре после десятой.
Объяснительная – это такая штука. Если какой-то ученик школы «Юнова» сделал что-нибудь неправильно, например подрался с другим учеником или поспорил с учителем, ему нужно было написать про это на отдельной бумажке – что случилось и почему и что именно было неправильно. Считалось, что в этом бездна пользы. Ученик таким образом учится осознавать свои поступки и выражать мысли, а заодно – тренирует почерк и правописание.
В целом, школьное здание Тёме совсем не нравилось. Он бы предпочёл учиться в большой школе, где у учеников есть шкафчики, а на физкультуру не нужно ехать в другое место. И, возможно, там оказался бы кто-то, больше похожий на него самого. Пусть и не злой кабык, но хоть кто-то отличающийся от остальных. Потому что сейчас в Тёмином классе почти все были или всадники, или программисты, или красавицы, или феи. И что бы там ни говорила Ирида Армагеддоновна про принятие, на всех остальных они смотрят с презрением.
Тёма думал обо всём этом, пока ехал домой в медленном трамвае – мимо других домов с башнями, ограды парка, центрального вокзала, людей с плакатами против перевода часов, реки. Очень просто принимать и понимать людей, пока они ничем не выделяются. А если ты отличаешься от других, то тебе всегда, всегда будут это показывать. Потому что, на самом деле, не все люди такие уж обыкновенные.
Дома была только мама. Она, как обычно, сидела и работала. Прерываться ей не хотелось, так что она попросила Тёму пообедать самому, суп на плите.
– Мам, а чем ты вообще занимаешься на работе? – внезапно спросил Тёма.
– Ты же знаешь, – удивилась мама. – Я же тебе столько раз рассказывала.
– Я забыл, –
– Да, – вздохнула мама, – негде. Поэтому я и работаю теперь удалённо. Из дома. Как твои дела? Что в школе? Всё в порядке?
– В порядке, в порядке, – сказал Тёма. – Сегодня не было объяснительных и всякого такого.
Обычно Тёма любил обедать долго. Но в этот раз Тани и Нины не было дома, мама работала, читать не хотелось. Тёма сам не заметил, как погрузился в неприятные мысли. Обычно он их избегал и специально старался думать о чём-то хорошем, например, про игры – это всегда интересно и совершенно безопасно. Но тут что-то разладилось.
Неприятные мысли всегда развивались по одному и тому же сценарию. Сначала Тёма думал, что так ни с кем по-настоящему и не подружился. Потом – что в большом городе жить всё-таки лучше. Там помещается много людей, и все действительно разные, так что подружиться с кем-нибудь проще. Потом – что зря вообще они сюда переехали, жили бы как раньше.
Тёма сидел над тарелкой супа и всё мрачнел. Ему стало ужасно себя жалко. Он даже подумал на минуту, что, может, лучше бы папа у него был всадник, а мама – красавица, и дома у них были бы телевизор и машина, потому что иначе можно жить только в очень большом городе – где все ездят на метро и ничему не удивляются, потому что и не такое видали. От этой мысли ему стало совсем плохо, так что он даже потряс головой, чтобы переключиться.
К счастью, оказалось, что на кухню пришла мама и что-то ему говорит. Тёма с усилием выплыл из своей мрачности и услышал:
– …попробовать какой-нибудь другой.
– Какой? – спросил Тёма наугад.
– Ну не яблочный.
Видимо, речь о пирогах, решил Тёма. Мама обычно оперировала одним пирогом – яблочным. Это пошло с того года несколько лет назад, когда уродилось огромное количество яблок. Тёмина семья тогда ещё не переехала. Своей дачи у них не было, но яблок всё равно было хоть засыпься. Бабушка с дедушкой привезли два огромных мешка, папин друг пришёл в гости и как бы невзначай прихватил с собой большую коробку с яблоками, и мама как-то пришла с работы с пакетом яблок и сказала, что вот коллега принесла, надо же их куда-то девать. Мама клала яблоки в кашу и в мясо, растирала тогда ещё совсем маленьким Тане и Нине в пюре и варила компот, делала варенье и почти каждый день пекла пирог. С тех пор такого безумия не было, но яблочные пироги как-то прижились.
Тёма сказал:
– Давай, конечно. Хотя яблочный тоже очень вкусно. Давай, может, сливовый?
– Хм, – сказала мама. – Можно. Точно можно, я, помню, читала какой-то рецепт прошлым летом… Там нужно было расплавить на сковородке сахар с маслом и в нём немного пожарить половинки слив. Потом выложить эти сливы с сахаром в форму, а сверху положить тесто, – продолжала она с нарастающим воодушевлением. – И вроде там ещё нужна пачка творога – ну, помимо того, что обычно кладут в тесто. И когда всё будет готово, нужно перевернуть форму так, чтобы тесто оказалось внизу, а сливы – наверху. Это называется «перевёрнутый пирог».