Сломанные куклы
Шрифт:
— Да нет же, дядя Глеб, мы ничего нарушать не будем! Мы дорогу правильно переходить будем и в автобусе обязательно билеты возьмем!
— Ну хорошо, уговорила. Если с билетами…
Эмма прыгала впереди по желтой тротуарной плитке, изредка оборачиваясь к Глебу.
— А после того как Маришка… ну, после того как Маришки не стало, я очень грустила. Мама с папой мне попугайчиков купили: синего и зелененького. Попугайчики тогда совсем еще молоденькие были, сначала они в клетке у нас сидели, потом я выпускала их на кухне недолго полетать. Знаете, они та-ак радовались! Синий устал самым первым, он сидел сначала на карнизе, потом на шторах, задремал
— Дядя Глеб, а откуда у вас кровь на щеке?
— Да, это вчера в парке хулиганы спросить у меня что-то хотели, а я не знал правильного ответа, вот они и обиделись, кулаками махать стали.
— Вы же уже старенький, вам драться нельзя, в больницу попасть можете. В общую палату.
— Ну-у, во-первых, не очень я и старенький, хотя, впрочем, с позиции твоих прекрасных младенческих лет… а во-вторых, я же не один там был, мы с дядей Панасенко гуляли в парке, а он, знаешь, какой сильный, мне с ним никогда не страшно.
— Все равно, вам нельзя, а то пенсию не дадут, если поранишься не на работе, так мама папе говорит. А чего хулиганы у вас спрашивали, а вы не знали?
— Да так, пустяки, что-то про библиотеку…
Им пришлось простоять минут десять, пока подошел нужный, «с рыбками», автобус.
Глеб Никитин с тревогой наблюдал за толпой, скопившейся на остановке. Субботние мамаши с детьми и покупками, поддатые мужики, множество пенсионеров — он уже достаточно отвык от такого конкурентного изобилия в транспорте и начал волноваться.
Двери остановившегося автобуса резко, со скрипом, распахнулись и на улицу выплеснулся скандал. Первой на тротуар вывалилась не успевшая уцепиться ни за что в салоне старушка.
— Гад такой! Сволочь проклятая!.. Псих! — на излете дополнительно взвизгнула бабулька, продолжая ругаться с кем-то, кто остался внутри транспортного средства.
Тяжелая авоська перевесила, и старушка, пачкая свое толстое серое пальто, упала на колени. Платок, повязанный «рожками» вперед, опасно качнулся к асфальту. Отряхивая теплые чулки, заправленные в шерстяные носки и ботинки, старушка стояла перед равнодушной автобусной толпой на коленях и молча размазывала слезы по светлому, сухому личику.
— Давай ее поднимем, а?
Не дожидаясь ответа, Эмма бросилась к плачущей старушке…
После злого визга и недолгой уличной матерщины в автобусе оказалось довольно-таки просторно, хотя и без свободных сидячих мест.
Двое военных, прапорщик и рядовой, проложившие своими потными спинами Глебу с Эммой дорогу в толпе при посадке, уже суетливо устраивались на последних незанятых сиденьях. Прилично поддатые, примерно одного возраста и веса, в обвислом застиранном камуфляже, они громко куражились и гоготали. Прапор во всю глотку наставлял попутчика:
— …Федя, прошу тебя, будь элегантен. Если к тебе подойдет женщина, уступи ей место рядом со мной!
Солдат Федя оценил шутку и заржал.
Вцепившись в руку Глеба, девочка, не отрываясь, смотрела в окно автобуса, чуть покачиваясь и прижимаясь к нему на поворотах.
Через большое современное стекло капитан Глеб рассматривал свой старый и уже совсем не такой, как в его далеком детстве, город.
Центральная улица, по которой они ехали, и в те давние, пионерские, времена не казавшаяся особенно просторной, за эти годы стала совсем узкой и неряшливой.
Панас как-то говорил ему, что в прошлом году местные власти начали очень активно переименовывать
…Часто салон автобуса пересекали резкие блики магазинных витрин и других стеклянных уличных сооружений. Казалось, что каждую привычную двухэтажную избушку старого города новые владельцы, вчерашние местные школьники, случайно побывавшие недавно в Анталии, в Москве или в Праге, сегодня стремились превратить во что-то, поразившее их за границей до самых печенок. Мелькали названия: «Эльдорадо», «Колумбия», «Венеция», красной дверью выделился посреди улицы «Центр постельного белья «Маркиза», исчезли за автобусной кормой «Удивительно выгодные шоп-туры в Турцию», на очередной остановке привлекла неказистостью и позволила себя подробно рассмотреть столовая застойных времен «Рябинушка».
Капитан Глеб хмыкнул, улыбнулся.
Почти перед каждым новеньким магазинчиком стояла красивая легковая машина. Те из них, которые были побольше и почерней, обязательно занимали при этом часть неказистого тротуара, сгоняя самим присутствием там своих туш рядовых пешеходов на проезжую часть. У дверей личных магазинов и в непосредственной близости от персональных автомобильных капотов по двое-трое-четверо беседовали пацаны — упитанные сорокалетние «мальчишки», одинаково одетые во все светлое, каждый с пухлой кожаной барсеткой в руках. На главной улице тесного городка было тепло, казалось, что солнце и светлые облака на прозрачном небе были специально простимулированы местными деловыми людьми, чтобы иметь возможность показать себя остальной пролетарской публике во всей красе. Все купчики были сегодня одеты в лен: и штанишки на их плотных ножках и попках, и рубашонки на пузиках, все было из светлого льна в вариациях. Крамольно даже казалось, что будто бы какой-то главный пацан сверху скомандовал им: «Да пребудут в летнем сезоне все уважаемые граждане Города в льняном! Отныне и навеки! Аминь!»
На всей центральной уличной протяженности магазинные владельцы были одинаковы, как пупсики. Правда, ноги некоторых из них украшали ботинки еще прошлого сезона — светлой кожи с огромными загнутыми носами, как в восточных сказках. Видно было, что во всех их семьях накануне теплого времени года произошел примерно такой, одинаковый для всех бережливых семей, разговор: «А че, полуботиночки-то ноские, сезон еще походят, в прошлом-то годе все знакомые от таких ботинок-то пищали, завидовали».
Асфальт на неширокой проезжей части тоже был хорош. Не бросало. Гладкая тротуарная плитка перед магазинами и ларьками, принадлежащих «льняным мальчуганам», иногда внезапно обрывалась классическими лужами перед Домом быта, муниципальной часовой мастерской и у некрашеных щелястых дверей Совета ветеранов Партизанского льнозавода. На некоторых свежих фасадах чернели корявые аэрозольные надписи: «Федор ушел на фронт. Май 2005 года», «Костяна проводили в армию. 14.09.2006», «Пыжу унесли в военкомат…»