Сломанные куклы
Шрифт:
Владелица сумки пошла в атаку первой. Не замечая Эмму, вернее, никак не связывая ее с Глебом, она загадочно, правда, чуть покачнувшись на повороте, начала:
— А чего это молодой человек на таких интересных девушек никакого внимания не обращает? Неужто его в них прям-таки ничего и не заинтересовало?
Эмма тихонько прыснула в кулачок и заговорщически незаметно подмигнула снизу Глебу.
— Что вы, мадмуазель, как можно не заметить вас, таких… — капитан Глеб доброжелательно и подробно посмотрел на подруг. — Я просто обязан обратить
— Ну и как? Вам понравилось?
«Активная» очень игриво — по ее мнению «процесс уже пошел!» — всем фасадом повернулась к Глебу и доверительно придвинулась к нему вплотную.
— Ну?
— Сумка лучше.
Не расслышав до конца все, что о них думают честные труженицы, Глеб и Эмма с хохотом вывалились из автобуса на своей остановке.
— Дай отдышаться, не смеши… Людмила, мы пришли, да, уже около вашего дома. A-а… Ты еще долго? Ладно, не суетись, занимайся делом, мы тут чего-нибудь сами придумаем.
Глеб выключил телефон:
— Вот такая обстановка, подружка. Твоя мама еще в больнице, кормит папу супчиком. Он много чего уже скушал и просит добавки. Это хорошо. Ключей от квартиры, как я понимаю, у тебя нет. Правильно?
Эмма помотала головой.
— Таким образом, нам ничего не остается, как в ожидании мамы продолжать прожигать жизнь. Где тут у вас приезжих путешественников кормят волшебным мороженым?
…Эмма с наслаждением болтала ногами на просторном пластмассовом кресле.
— А мне сладкого много нельзя.
— А мороженое не сладкое, а холодное.
— А мне его все равно нельзя!
— А мы его с горьким шоколадом будем есть!
Низко наклонясь к столику, Эмма продолжала баловаться, пуская через трубочку пузырьки в высокий стакан с «Фантой». На стакане была изображена веселая семейка пингвинов.
— А Маришка тоже любила пингвинов. Она их собирала. Она никогда не болела от холодного мороженого и от колы. И я, когда был взрыв, ну, в тот день, тоже не болела. Это меня мама нарочно уложила в постель, говорила, что никуда нам ехать не нужно. Она еще почему-то кричала тогда на меня и плакала.
Дядя Глеб, мама говорит про вас, что вы крутой.
Глеб Никитин поперхнулся мороженым:
— Композитор, что ли?
Эмма нетерпеливо покрутила ложечкой у него под носом:
— Не-ет же… Она говорила папе, что вы крутой и что вы всегда делаете, что хотите.
Глеб уморительно сложил ладони:
— Тише, дитя мое! Обо мне просто составилось мнение, что я великий волшебник.
— А на самом деле вы кто?
— На самом деле… увы, на самом деле я обыкновенный человек, дитя мое!
— Я не ваше дитя, не обзывайтесь… А у вас у самого есть дети?
Опустив голову на руки, Глеб с нежностью смотрел на Эмму.
— Да, Эмка,
— А как его звать? В какой он школе учится? В гимназии?
— Да нет, что ты! Он уже взрослый, студент. А звать его… Друзья зовут его Сашка.
— Сашка? Здорово!
— …Ну, а то что я крутой… Твоя мама ошибается — я не стремлюсь делать то, что мне нравится, просто я люблю не делать того, что не хочу, а это совсем другая история.
Не совсем понимая сложное объяснение, Эмма поморщилась в стаканчик.
— В зверинце сегодня, наверно, тоже хорошо… А когда вы в следующий раз к нам прилетите, куда мы гулять пойдем?
— Ну уж нет! Давай-ка ты становись лучшей ученицей в своей школе и собирайся на каникулах ко мне в гости. Обещаю — сходим на красивую-прекрасивую ярмарку! Вот только представь — прилетаешь ты ко мне вот в таком волшебном летающем фургоне-самолете и путешествуем мы с тобой и на ярмарку, и в настоящий зоопарк, где маленькие мишки бегают по полянке. Согласна?
Эмма устало и рассеянно кивнула головой.
— А вы Глюкозу когда-нибудь видели? С собакой?
— Глюкозу? Да, видел ее как-то в аэропорту. Она там стояла у стойки регистрации, рядом с кучей разных музыкальных ящиков и свертков. Ее барабанщики оставили охранять имущество, а сами, наверно, пиво пить ушли…
Перед глазами Глеба всплыла яркая картинка. Одинокая маленькая девчушка стоит среди громоздких ящиков, как маленький испуганный суслик. Стоит, глазенками хлопает…
Он продолжил:
— А собаки рядом не было, не заметил.
Внезапно Эмма вскочила на ноги и захлопала в ладоши.
— О, смотрите, негр, негр идет! Дядя Глеб, это вы, что ли, его с собой из-за границы сюда привезли? Вот здорово! У нас в поселке таких еще не было!
Закрывая за собой новенькую деревянную калитку поселкового кафе, Глеб Никитин легко занозил палец.
— Эм, у тебя нет какой-нибудь шпильки или булавки?
— Дай копеечку — дам булавочку!
У Глеба опять перехватило дыхание, он еще раз закашлялся:
— Что-о?! Какая еще копейка? Чего это ты про деньги вспомнила?
— А меня мама всегда учила, что острые вещи нельзя просто так другим людям отдавать, их нужно за копеечку продавать, даже друзьям и одноклассникам.
Я убью, убью, убью!!..!
Огромное, уходящее вдаль одеяло… За другой его угол держится бледный, неразличимо маленький человечек… Мы вместе с ним встряхиваем одеяло, еще раз, еще… Мягкая огромная тяжесть рвется из рук, бессильная злоба душит, пальцы немеют… Но почему-у-у!?! Почему они могут, почему у них есть все, а я…
Огонь быстро бежит по одеялу от далекого уродца, сильно жжет мне руки, ногти… Нужно закрыть от жара ребенка, обязательно, его лицо, светлые волосы…
…Они еще пожалеют, все пожалеют… Я им всем…