Сломанные вещи. Часть 3 из 4
Шрифт:
Хм, и правда. Как это ощущается – быть связанным с мёртвым человеком? Как раздвоение личности? Словно внутри тебя живёт призрак. На периферии сознания постоянно маячит ощущение статичного тела с невозможными для жизни показателями. От такого можно сойти с ума.
– Ну… Если меня не кремируют, тогда ты найдёшь тело и вытащишь порт. Ты же будешь знать, где оно? Как и сейчас. Найдёшь и уничтожишь его.
Возможно, сжечь или разбить порт, с которым ты внутренне связан, тоже дискомфортно. Впрочем, хватит фантазировать! Надеюсь, до такого не дойдёт.
Син резко встаёт и, дёрнув дверцу морозилки, вытаскивает
Сосредоточенно ковыряет ложкой мороженое.
– С другой стороны, почему я обязан уходить? Ты говорила, я могу выбирать, сам. Так вот, я бы предпочёл помочь тебе. Это моя текущая функция. По сути, смысл существования. Ведь лучше выполнить своё предназначение, даже если это приведёт к уничтожению, чем сбежать и существовать без всякого смысла. Зная, что я позволил тебе умереть. Получится, что я уже второй раз не справился со своей функцией. Зачем вообще существовать после такого?
– Во-первых, я не намерена умирать. Никогда, – чуть улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. – Подумаешь, отец снова подослал какого-то мужика, проследить, чтобы я не делала глупостей. Ну, и немного поугрожал. А мы уже хороним друг друга! Всё. Хватит. Но во-вторых… Может, я бы тоже предпочла умереть вместо тебя. Чтобы ты ушёл и остался жив. Не приходило в голову?
Слишком мелодраматично. Чересчур откровенно. Ну и пусть. В конце концов, у нас был секс. Это должно что-то значить, даже для него.
Син хмурится, мотает головой, словно внутренне протестуя против столь странной и глупой мысли.
– Человеку умереть вместо робота? Зачем? Это… – он водит глазами по сторонам, обдумывая. – Как минимум нелогично. И неразумно. Вообще не имеет смысла.
Проклятье, кажется, он не понял моей «откровенности».
– А для меня имеет. Но ладно, закроем эту тему, потому что на самом деле никто не умрёт и всё будет в порядке. Подай, пожалуйста, ложку, я тоже хочу.
– Положить тебе?
– Нет, я только немного возьму у тебя, – говорю до предела невинно.
Поколебавшись, Син всё же дотягивается до ложки, подаёт мне – неуверенный, что именно я собралась делать. А я как ни в чём не бывало зачерпываю мороженое из его тарелки. Это вполне обычное дело. Ничего особенного. Подумаешь, взяла немного. Двигаю тарелку к Сину, намекая, что он тоже может продолжить. И он продолжает. Так что мы сидим на моей кухне – после секса! – и вместе едим мороженое. Разглядываю его пальцы, держащие ложку, и кусаю губы, чтобы сдержать глупую улыбку. У нас был секс! Теперь я – не просто абы кто, а его первая девушка. Даже если не будет ничего больше. Даже если для него это ничего не значит. Всё равно, теперь шанс, что он меня запомнит, стал немного больше. Всё-таки первая – только одна. Особенная. Пусть Син уйдёт, пусть у него будут другие – сколько угодно, – я всё равно останусь первой. Конечно, если он сказал правду об этом.
А может, он не уйдёт. Может, я соберу смелость в кулак и спрошу – и он ответит, что хочет остаться со мной. Маловероятно, но вдруг? Всё, что между нами произошло, тоже было маловероятно, почти невозможно, но ведь случилось же.
Какие у него потрясающие руки, просто идеальные… Пальцы, ногти, всё до мелочей… Слежу, как Син зачерпывает ложкой мороженое,
Но теперь всё по-другому. Теперь его черты – внешне вроде бы те же – воспринимаются совсем по-другому. Потому что за ними, внутри, прячется именно этот человек – с его манерой говорить, чувством юмора, стремлениями и интересами, мелкими жестами, и как он облизывает эту ложку, и как… Как дышит, в конце концов. Даже его дыхание пахнет так, что я бы хотела сейчас прижаться к его лицу и просто вдыхать этот запах. Или обнять со спины, крепко-крепко, чувствовать каждое движение грудной клетки, каждый удар сердца…
Голос-в-голове мурлычет: Хватит этих голубиных нежностей, признай, чего тебе хочется на самом деле. Да, прижаться к спине, но руки-то опустить ниже, расстегнуть ширинку, забраться внутрь… Надо же наконец-то хоть потрогать его! А лучше увидеть живьём. Облиза-ать… Мм, а до этого он был у тебя внутри – мне та-ак нравится эта мысль… Жаль, что потом он всё смыл в душе. Как думаешь, какой там вкус? Солёный? Нужно будет попробовать при случае.
Я вздыхаю с сожалением. Нет, нельзя. Теорию я вроде знаю, и порно смотрела – именно с целью научиться, – но совсем не уверена, смогу ли на практике. Вдруг сделаю не то, сожму не так, не там, и Син поймёт, что я ничего не умею. Кто захочет спать с заведомой неумехой?
Снова незаметно кошусь на его руку, придерживающую тарелку: тяжёлая кисть, длинные пальцы с аккуратными ногтями, запястье с выступающей косточкой… Так соблазнительно близко.
Голос-в-голове жалобно тянет: Ну хоть возьми его за руку, а? Это простое, обычное действие. Возьми и прижмись губами к запястью, тебе же хочется!
Сглотнув, отвожу взгляд. Нельзя быть навязчивой. Да, Син может получать удовольствие от секса, но телячьи нежности – другое. Мало кому нравится, если внезапно хватают за руки и лобызают их, будто в дешёвой мелодраме.
Голос-в-голове вздыхает мечтательно и томно: Как было бы хорошо обнять его, и поцеловать руку, и потискать, и сесть рядом. Сиять влюблёнными глазами, гладить это чудесное крепкое бедро и глупо улыбаться. Почему ты не можешь хотя бы раз позволить себе не думать, а сделать то, что хочется? Ведь другие люди позволяют и ничего.
Скривившись, я на всякий случай отодвигаю руку подальше от Сина. Не собираюсь выглядеть навязчивой дурой! Не хочу его отпугнуть. Другие люди – это другие, им можно много разного. А мне – нет.