Сломанный клинок. Дети морского царя
Шрифт:
— Про меня, конечно, не скажешь, что я настоящая знатная дама, однако я часто видела знатных дам и подмечала, как они держатся на людях и что говорят. Ты ведешь себя слишком уверенно.
— Какая тоска! Ты, видно, уморить меня хочешь дурацкими поучениями? — воскликнула дочь морского царя. Немного успокоившись и помолчав, она заставила себя улыбнуться.
— Прости. Ты делаешь для нас все, что только можешь, я, знаю. Но здесь так жарко и душно, а эти шерстяные тряпки колются, раздражают, все тело зудит. Я просто не сдержалась.
Ингеборг несколько мгновений молча смотрела на Эяну.
— Такова женская доля. И ты должна стать женщиной на время вашего путешествия. Никогда не забывай, что ты такая же, как все женщины.
Иначе ты погубишь Тоно.
— Хорошо. Но, может быть, хватит с нас на сегодня?
— Пожалуй, ты права. Наверное, лучше на этом закончить.
— Да, хоть немного надо передохнуть. Завтра ведь снова нырять в мир людей.
Эяна встала со своего места на скамье и, уже вполне умело расправившись с застежками и завязками, яростно швырнула на пол одежду. Затем она села и налила в свой кубок меда.
— Налить и тебе?
Ингеборг помедлила в нерешительности, потом согласилась.
— Да, спасибо. Но смотри, не опьяней. Вообще учти на будущее: допьяна пьют только потаскухи, опустившиеся неряхи и… мужчины.
— В вашем христианском мире все хорошие вещи — для мужчин?
— Нет, на самом деле это не так.
Ингеборг взяла протянутый Эяной кубок и удобно устроилась в кресле.
— Мы, женщины, понемногу учимся разным хитростям, чтобы выманить у мужчин все больше того, чем они безраздельно владеют.
— У нас в море никто ничего друг у друга не выманивает.
Эяна легко подхватила деревянную скамью, поставила напротив хозяйки дома и снова уселась.
— Видишь ли, — продолжала Ингеборг, — нас, земных женщин, отягощает грех Евы, нашей прародительницы. Сколько раз мне доводилось слышать от людей слова, которые принадлежат Господу «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей, и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою». — Ингеборг сжала подлокотники кресла — ей не суждено рожать детей.
Ее волнение не укрылось от Эяны, и та, хоть и довольно неудачно, попыталась утешить Ингеборг:
— Тебе ведь достался более завидный удел, чем многим женщинам, правда?
Жить с Нильсом любая была бы рада. Я заметила, что он всегда, в любом деле, спрашивает твоего совета. И он никогда тебя не обижает, даже в мелочах.
— Верно. И все-таки, я ведь у него на содержании. Ни одна порядочная женщина не пожелает иметь со мной дела, разве что нужда заставит. И ни один порядочный мужчина, само собой разумеется. Они вежливо здороваются со мной, все эти торговцы, капитаны, знатные господа и судовладельцы, которые приходят к Нильсу. Но на том все и кончается. О чем они говорят с Нильсом, я могу узнать от него, когда они уйдут, а могу и не узнать. Нильс очень занятой, он часто уезжает по делам. А я остаюсь одна, ведь дружбу с Нильсом мне не заменят приятельские отношения с кем-нибудь из слуг. О, в моей лачужке на берегу моря мне было не так одиноко, как в этом доме. — Ингеборг через силу усмехнулась. — Эяна, тебе не дано вознести благодарственную молитву Богу, но будь рада тому,
— Так, значит, у тебя нет надежд на лучшее? — тихо спросила дочь морского царя.
Женщина вздрогнула.
— Кто знает? Я везучая. Я давным-давно уже научилась подстерегать удачу и никогда не упускать шанса, если он вдруг подвернется.
— Ты могла бы стать законной женой Нильса и…
— Нет! — Ингеборг резко выпрямилась. — Он делал мне предложение. Но я не слепая, я отлично видела, что у него гора с плеч свалилась, когда я ему отказала. Да на что ему бывшая продажная девка, у которой нет ни родственников, ни знакомых, которая даже наследника ему не родит? Нет, если Нильс на ком-нибудь женится, я просто уйду. О, все будет открыто, честно, и я знаю, он не оставит меня без своего попечения до самой смерти. Может быть, иногда мы с ним даже будем проводить ночи… в память о прошлом. И все равно, я уйду.
Ингеборг замолчала. Видно было, что она колеблется, не решаясь высказать какую-то мысль, которая ее мучала. Наконец она сказала:
— Если только Нильс вообще когда-нибудь женится. По-моему, его страсть к тебе слишком сильна. Он никогда не сможет полюбить другую. Со мной он откровенно говорит о своих чувствах, и сколько раз я утешала его, когда он плакал от тоски по тебе, Эяна. Но другая, женщина… Избавь его от этого, Эяна. Сделай что угодно, только избавь.
— Но как? Ваши нравы мне чужды. — Эяна на мгновенье задумалась. — Бессмертная душа — это главное достоинство женщины, за которое ее ценят?
Ингеборг сжалась от страха.
— Господи, прости меня, грешную. Не знаю, Эяна.
Вихрем налетела весна, и расцвели цветы, защебетали птицы Пришла пора любви, пора радости — и разлуки. Когг «Брунгильда» поднял парус и ушел в море. Ингеборг и Нильс стояли на пристани и махали вслед кораблю, пока тот не исчез за горизонтом.
Затем Ингеборг сказала:
— Ну что ж. Пока они все еще с нами.
Нильс стоял сжав кулаки, словно ожидал нападения, и не отрываясь глядел вдаль на горизонт.
— Она обещала вернуться, — прошептал он. — В последний раз. Чтобы рассказать, как прошло плавание. Если сможет вернуться. Если не погибнет и…
— Ну а пока у тебя есть дела в торговой компании, — резко перебила Ингеборг. — А я… Я подыщу себе какое-нибудь занятие. Не здесь.
Где-нибудь подальше от этих мест. Ну, хватит. Что толку стоять тут и терять время. — Она взяла Нильса под руку. — Пойдем домой.
Тоно стоял на палубе, смотрел на убегающий берег, на море с проплывавшими вдали парусниками и глубоко дышал, наслаждаясь соленым морским воздухом.
— Наконец-то мы вырвались из этого зловонного города, — сказал он. — Мы потеряли там довольно много времени впустую. Во мне даже какая-то гниль завелась.
— Думаешь, одним нам будет лучше? Они о нас заботились, — ответила Эяна.
— Верно. Они были нашей надежной опорой.
— Не только опорой. Они отдали нам часть самих себя. Кто еще пойдет на такое ради нас?
— Наши близкие, лири.
— Да, если они остались такими, какими мы их помним. Но даже если… — Эяна замолчала.