Слон Килиманджаро
Шрифт:
— Я очень в этом сомневаюсь, мистер Мандака.
— Меня это не удивляет, мистер Роджас. — Мандака смотрел на Моисея, над головой которого теперь кружила стая саранчи.
Представление продолжалось еще пять или шесть минут, каждый фокус в точности соответствовал библейскому эпизоду. Наконец старик воздел руки, и голограмма Красного моря разделилась надвое. Он прошел несколько шагов по сухому дну, повернулся, поклонился и тут же исчез под миллионами тонн воды. Это послужило сигналом для смены декораций, и мы увидели юную
— Потрясающе! — воскликнул я, как и все присутствующие, захлопав в ладоши.
— Для иллюзии — да, — согласился Мандака. — Мы закончили, мистер Роджас?
— Вы вроде бы уже собрались сказать мне, чего не смог сделать Тембо Лайбон, но нас прервало появление фокусника.
— Нет, говорить этого я не собирался, мистер Роджас.
— Тогда должен признать, что разговор окончен, по крайней мере на сегодня. Мне бы хотелось знать, где я могу вас найти.
— В этом нет необходимости, — ответил он. — Я буду связываться с вами ежедневно, пока вы не найдете бивни. Я отпил бренди, посмотрел на Мандаку.
— Не знаю, как потактичнее задать этот вопрос…
— Весь вечер вы обходились без подобных уловок, мистер Роджас. — По его голосу я не понял, то ли он раздражен, то ли ему смешно. — Что изменилось?
— Я бы хотел получить ваши заверения в том, что я не делаю ничего противозаконного.
— Все абсолютно законно.
— И вы не преступник?
— Нет, я не преступник. — Мандака посмотрел мне в глаза. — Теперь у меня есть вопрос.
— Слушаю.
— Если бы я ответил иначе, вы бы прекратили поиски бивней?
— Нет, — честно ответил я. — Не прекратил. Мой ответ его полностью устроил.
— Я так и думал.
— Но вы сказали мне правду?
— Да, мистер Роджас. Я не преступник, и вы не делаете ничего противозаконного.
— Тогда я найду вам эти бивни.
— Я знаю, что найдете.
— Наверное, мне следует указать, что они не приносили счастья прежним владельцам.
— Меня это не удивляет.
— Тогда я надеюсь, что вы станете исключением из правила и они принесут вам славу и богатство. Он печально улыбнулся.
— Они принесут мне только смерть, мистер Роджас, — заявил он с абсолютной уверенностью. — А теперь, если позволите…
Он поднялся и ушел, прежде чем я успел произнести хоть слово, оставив меня размышлять над его фатализмом.
Час спустя я вошел в свой кабинет и плюхнулся в кресло.
— Компьютер, ты выяснил, к кому попали бивни после Таити Бено?
— Нет.
— Переведи две трети располагаемой мощности на наш разговор, а остальное используй на поиски бивней.
— Исполнено, — сообщил мне компьютер. — Что вы хотите обсудить, Дункан Роджас?
— Расскажи мне о масаи.
Кристалл ярко засветился, собирая информацию.
— Масаи — очень агрессивное племя кочевников-скотоводов, обитавшее в южной
— Откуда же у скотоводов агрессивность?
— Они не проповедовали войну, как зулусы, — объяснил компьютер, — но совершали набеги на соседние племена, захватывая их женщин и скот, и немало в этом преуспели. Хотя их число никогда не превышало триста тысяч, одно время они контролировали треть пастбищ Кении и Танзании.
— На какие племена они нападали?
— Главным образом на кикуйю и вакамба, хотя воевали и с луо, нанди и кизи.
— Масаи правили в Кении или Танзании?
— Нет. До колонизации в Восточной Африке границ не было. Потом Кению захватили англичане. После обретения независимости там правили главным образом кикуйю, реже луо и вакамба.
— Но не масаи?
— Нет.
— Это любопытно. Если они брали верх над остальными племенами, почему же они не заняли первые посты в государстве?
— Самым харизматическим лидером борьбы за независимость был Джомо Кениата, кикуйю, и его племя получило все руководящие должности.
— А масаи не возражали?
— Масаи еще столетие продолжали пасти скот, не обращая внимания на социальные и политические изменения. Политика коснулась их лишь в тот момент, когда из-за кризиса перенаселения государству пришлось выкупать их родовые земли.
— А танзанийские масаи? Почему они не пришли к власти?
— Танзания сначала была германской колонией, потом британским протекторатом. Масаи всегда составляли в этой стране меньшинство, не проявлявшее интереса ни к освободительному движению, ни к формированию независимого государства.
— Все это более чем странно. Получается, что, взяв верх над соседними племенами, масаи добровольно отдали все, чего добились за многие столетия.
— Возможно, отдали не добровольно, — поправил меня компьютер. — Англичане запретили им носить оружие и воевать с соседями.
— Когда это случилось?
— Приблизительно в тысяча девятисотом году Нашей эры.
— После тысяча восемьсот девяносто восьмого года?
— Возможно, и после. Система связи в те времена была очень примитивной, особенно в Африке, и приказы очень долго доходили до исполнителей.
— В тысяча восемьсот девяносто восьмом году убили Слона Килиманджаро, — напомнил я.
— Мы этого не знаем, — возразил компьютер. — Нам известно, что в этом году бивни Слона Килиманджаро впервые продали на аукционе.
— Интересно, нет ли здесь связи?
— Между чем и чем? Я нахмурился:
— Пока не знаю. Масаи выставили бивни на аукцион?
— Архивные материалы неполны и противоречивы, но упоминаний о том, что масаи имели какое-то отношение к тому аукциону, нет.
Я глубоко задумался, уверенный, что нащупал ниточку, которая может вывести меня к причинам, объясняющим связь между масаи и бивнями, но еще не зная, где и что искать.